вопросам общим.
И поэтому наш теперешний быт соединяет в себе в поразительной степени черты отчаянно смелого с робостью мысли перед самыми мельчайшими изменениями'.
На той же конференции.
Записка одного из делегатов:
'А как у вас самих в РКИ — ЦКК обстоит дело насчет бюрократизма, насчет волокиты и насчет бумажного потока?'
Ответ Серго:
'Наш аппарат нисколько не лучше, чем все остальные. Должен добавить к этому, что он и не может быть лучше при том внимании, которое партия уделяла ему до сих пор. Что же, товарищи! Владимир Ильич писал, что в РКИ надо дать самое лучшее, что только имеется у нас. Можете ли вы по совести сказать, что мы это выполняли? Не можете сказать'.
О том же Семен Бирман, крупный и задиристый хозяйственник, в недавнем прошлом руководитель Будапештского Совета рабочих депутатов:
'Я был молодым руководителем Югостали, когда зашел к Орджоникидзе, тогда наркому РКИ, с жалобой на действия некоторых органов Рабоче-крестьянской инспекции. Многие, даже крупные, руководители в таких случаях прежде всего защищают свой аппарат и немедленно обижаются за него. Не таким оказался Серго! Он не только принял меня, прервав разговор с руководящими работниками своего наркомата, но тут же по телефону связался с руководителем, украинской РКИ, потребовав у него объяснений. Затем Серго вызвал его специально по этому вопросу в Москву, после чего назначил обследование местных органов РКИ'.
1927 год. Август. Объединенный Пленум ЦК и ЦКК. Заявление Серго:
'Будут ли нас называть дубинкой, или как угодно, это нас ни в коей мере не устрашит, а против раскольников и Центральная Контрольная Комиссия и вся партия станут стеной…'
Тот же год. Декабрь. XV съезд партии.
Строки из стенограммы:
…Я не знаю, может быть, съезд скажет нам: 'Кто вам поручил столько возиться с людьми, которые не хотят оставаться в партии?' Но я докладываю вам то, что было. Я и т. Сольц возились с Владимиром Смирновым целую неделю (голос: 'Много чести!'), чтобы он отказался от того недопустимого заявления, которое он сделал на заседании ЦКК, и тем дал нам возможность… оставить его в партии. Таким порядком мы восстановили почти 90 % всех исключенных, за это получали тогда упреки: 'Что, же, мы тут боремся с оппозиционерами, исключаем их из партии, а ЦКК всех их восстанавливает'. Так было с некоторыми районами, например с Закавказьем, когда исключенных было порядочное количество (и они, безусловно, были достойны исключения), а мы почти всех их восстановили. (Голос: 'Плохо сделали'.) Я знаю, что за это похвалы не получишь, но я докладываю это… для того, чтобы показать, что мы сделали буквально все для облегчения товарищам выполнения их заявления от 16 октября.[93]
…Я тогда[94] не имел возможности здесь быть: был болен, и оппозиция, оказывается, почему-то тогда решила, что моя болезнь дипломатического характера. (Голос: 'Они такой слух пустили'.) Ну, я не знаю, какой дипломат, какой чудак даст себе резать живот для того, чтобы изобразить дипломатическую болезнь. Я… тогда же написал товарищам, когда мне сообщили относительно типографии,[95] что эти люди становятся чуждыми партии. Если они думают так продолжать, то хочешь не хочешь, а надо разойтись. Ничего не поделаешь'.
1929 год. Апрель. Объединенный Пленум ЦК и ЦКК.
Серго, к неудовольствию многих претендентов на 'непогрешимость':
'Я, товарищи, никак не согласен с тем, что членов Политбюро нельзя критиковать. Я считаю, — можно и должно критиковать, когда тот или другой член Политбюро отклоняется от партийной линии, или нарушает партийные постановления, или неправильно истолковывает партийную линию, или нарушает партийную дисциплину'.
На том же пленуме, отвечая лидерам правых:
'ЦКК создана партией для партии, а не для людей, которые путаются, теряют голову и поднимают панику в партии. Всеми мерами, всем, чем только можем, мы готовы помочь этим товарищам отойти от своих неправильных позиций. Но перейти на их сторону- извините! Мы — ученики Ленина — не перейдем!'
…Не во всех партийных съездах Орджоникидзе довелось участвовать. Так или иначе он всегда находил возможность сказать свое слово. Напряженная обстановка в Закавказье не позволила Серго воспользоваться правом делегата X съезда, выехать в Москву. А самое деятельное участие в разгроме троцкистов, 'рабочей оппозиции' и сторонников Бухарина он все равно принял.
В начале 1921 года, навязывая партии дискуссию о профсоюзах, Троцкий очень надеялся на поддержку Бакинской партийной организации. Действительно, секретарем горкома в Баку тогда был сторонник Троцкого Саркис, нервный, экзальтированный, умевший производить желанное впечатление на молодых коммунистов.
Первой пробой сил было собрание в Морском районе Баку. Выступил Саркис. За ним Серго. Финал — за тезисы Троцкого один голос!
Потом — в середине февраля съезд Коммунистической партии Азербайджана. Серго от чистого сердца говорит: 'Я бы советовал троцкистам выбросить к черту всю свою платформу…
Троцкий своей системой, своим методом не только не добился, единства в рабочем классе, но он этого единства не мог добиться даже в своем детище — Цектране. Нечего говорить о партии, где он представляет ничтожное меньшинство'.
Веское подтверждение со стороны съезда. За тезисы Ленина — 326 голосов, за Троцкого — 35, за Шляпникова — 2.
Таким он, Серго, был в самом начале своей революционной деятельности — в пору горячих схваток с грузинскими меньшевиками в родной Имеретин, таким остался до конца. Ни в чем не изменился, ни от чего не отступил. Для него это никак не возможно. На всех самых крутых поворотах его никогда не заносило ни влево, ни вправо. Он оставался самим собой — убежденным ленинцем.
Как и у каждого человека, у Серго были свои привязанности, личные симпатии. С одними из членов ЦК он долгие годы был дружен, отношения с другими всегда ограничивались необходимым сотрудничеством. Но все дружеские чувства, все симпатии немедленно отступали на задний план, когда приходилось принимать большие принципиальные решения. И на XVI партийном съезде, как бы подводя итог, Серго заключает:
'В этой борьбе от нас, от ЦКК, правые и примиренцы к ним требовали, чтобы мы заняли позицию какой-то обывательской справедливости. Вот, мол, Ильич вас создал, вы должны быть выше всех и вся. Это очень хорошо сказано, может пощекотать самолюбие, но только… дурака. Мы считаем себя большевиками, и в решении политических вопросов нашей партии мы ни в коем случае не можем занять какую-то обывательскую позицию. Мы — ленинцы, и если на ленинские позиции наступают Троцкий, Бухарин, Рыков или Томский, все равно мы, ЦКК, должны грудью встать на защиту ленинских позиций партии… Но единство нашей партии должно быть не обывательское, а на основе марксизма-ленинизма'.
Рабкрин тех лет — это и Высший Совет Народного Хозяйства, и Госплан, и Всесоюзное бюро жалоб, и наркоматы транспорта, финансов, земледелия, государственные комитеты по науке, заработной плате,
