Унесут из каземата Безыменный, бедный труп… Душно, дурно… Умираю… Месть тебе я завещаю: Расскажи родному краю Этот ужас долгих мук. Ближе, ближе холод ночи… Давит грудь… не видят очи…' Слабый стук, последний стук. 'Милый друг, спокойной ночи!..' Тут… тук… тук…

Других стихотворений Серго в тетради нет. Зато много внимания он уделил строкам Пушкина, Лермонтова, Некрасова. Из книги поэта Михайлова выписал:

Да, сеял доброе ты семя, Вещал ты слово правды нам. Верь, плод взойдет, и наше время Отмстит сторицею врагам И разорвет позора цепи, Сорвет с чела ярмо раба, И призовет из снежной степи Сынов народа и тебя.

Часто Серго обращался к Байрону. Известному четверостишию:

И если ты о юности жалеешь, Зачем беречь напрасно жизнь свою? Смерть пред тобой, и ты ли не сумеешь Со славой пасть в бою?

— сопутствует полный сочувствия рассказ Орджоникидзе о последних часах поэта-борца, о его смерти в походной палатке на земле Эллады…

По своей ли доброй воле или чтобы не лишать себя права пользоваться тюремной библиотекой, Серго всякий раз заносил в тетрадь название прочитанной книги и фамилию автора. Из русских писателей чаще всего: Достоевский, Лев Толстой, Тургенев, Герцен, Чернышевский, Гончаров, Короленко, Горький, Куприн, Леонид Андреев, Бунин, Гарин-Михайловский, Мельников-Печерский, Вересаев, Борис зайцев, Помяловский, Сергеев-Ценский, Муйжель, Телешов, Серафимович. Из иностранных авторов: Шекспир, Гёте, Мольер, Мирбо, Бурже, Гудков, Шиллер, Франс, Бомарше, Бальзак, Ибсен, Стендаль, Золя, Стринберг, Гауптман, Бичер Стоу, Уэллс, Лондон.

Из многих книг сделаны выписки. Почти всегда Серго высказывал свое мнение о прочитанном, полемизировал с авторами или подкреплял их мысли своими наблюдениями, доводами.

Теперь уже более обстоятельно и продуманно, чем во время последнего разговора с Лениным в Париже, Серго высказал свое мнение о взглядах с детства любимого Герцена.

'…Три ошибки Герцена. 1. Он не понял и не оценил того великого движения русской общественной мысли, которое зачиналось в конце 50-х гг., в самый разгар политической жизни Герцена, и было связано с великими именами Чернышевского и Добролюбова;

2. Он не понял и не оценил зачинавшегося в 60 годах величайшего в новейшей истории Западной Европы движения рабочего класса, руководимого тогда К- Марксом, как не понял значения научно-философских идей великого экономиста.

3. Менее важная, но очень любопытная третья ошибка Герцена — его сентиментальное или романтическое воззрение на Россию, на русский народ, противопоставляемое Западной Европе, будто бы уже дряхлеющей, воззрение, которое можно назвать 'социалистическим славянофильством' или 'русским мессионизмом Герцена'.

Несколько страниц посвящены судьбам русской общины.

'В письме к Энгельсу от 7/Х1 1868 года, — отмечает Серго, — Маркс вполне определенно подтвердил, что не придает русской общине никакого серьезного значения в смысле социализации общественного строя. Маркс пишет: 'Все тут абсолютно, до малейших деталей, тождественно с первобытной германской общиной. Что является специфически русским (но это встречается также в части индийских общин, — не в Пенджабе, но на юге), так это, во-первых, не демократический, а патриархальный характер управления общиною и, во-вторых, круговая порука при уплате государственных податей и т. д. Из второго пункта следует, что чем прилежнее русский мужик, тем больше эксплуатирует его государство, не только в форме податей, но и в форме натуральных повинностей, поставки лошадей при постоянных передвижениях войск, казенных курьеров и т. д. Но вся эта штука осуждена на гибель'.

И снова о судьбах русской общины. Между конспектами книг 'Евреи и хозяйственная жизнь' и 'Развитие современной техники' Серго поместил несколько статистических выкладок: 'По данным главного управления землеустройства и земледелия за 5 лет четыре миллиона домохозяев возбудили ходатайство о выходе из общины… Выходят как в земледельческих центрах, так и в промышленных… В России полное разложение общин. Быстрая пауперизация крестьянства'.

Заново перечитав 'Горе от ума', Серго с удовольствием занес в тетрадь:

'Грибоедов не сказал обществу ничего совсем нового, и тем не менее пьеса была принята, как нечто небывалое, как редкостная новинка, не имевшая прецедентов. Такою, без всякого сомнения, и была она. Это кажущееся противоречие в высокой степени характерно для произведений реального искусства. Взятые из живой действительности, они говорят о том, что все знают; они являются только дальнейшим развитием художественных образов и художественно-моральных суждений, принадлежащих обществу, или по крайней мере его мыслящей части. Сатирические стрелы поэта направлены на самое больное место: на тех, которые являлись и тогда и потом основою самой гибельной из всех реакций — реакции общественной. Для общественного блага нет ничего пагубнее той умственной тьмы и светобоязни, той нравственной слепоты и того душевного уродства, которые воплощены в образах Фамусова, Молчалина, Скалозуба и всех этих

Старух зловещих, стариков, Дряхлеющих над выдумками, вздором…

Чацкий — воплощение сложившегося передового деятеля 20 г. и представитель новых идей'.

…На третий месяц заточения в Шлиссельбурге Серго получил немного денег от брата Папулия и

Вы читаете Орджоникидзе
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату