'Орджоникидзе на две недели в карцер за неснятие брюк во время обыска', 'Орджоникидзе на три недели в карцер за надзирателя'…
Мы добились того, что тюремщики во главе с Зимбергом отступили перед каторжанами и делали вид, что не замечают нарушения тюремных инструкций и распорядков. У нас в 'заразном' отделении была республика каторжан. Одним из ее лучших бойцов — Орджоникидзе. Под его влиянием многие отказались от своих ошибочных взглядов и снова вернулись в ряды революционных борцов'.
Насчет республики, возможно, оказано слишком крепко, но то, что Серго развеял заблуждения многих каторжан, встряхнул, не дал склонить головы — чистая правда. В дискуссии, или, если совсем точно, в тайные переписки о национальном вопросе и об отношении социал-демократов к русско-германской войне, Орджоникидзе вовлек всех политических. Каждая дискуссия длилась шесть-семь месяцев.
Сохранилась толстая тетрадь[41] в одну линейку, в черном клеенчатом переплете. Сто девяносто четыре желтых листочка, пронумерованных и прошитых цветным шнуром, — на концах большая сургучная печать с двуглавым орлом. Несколько овальных штампов: 'Проверена 13/ХП 1913 г.', 'Проверена 23/1У' (год не проставлен) и т. д. Шлиссельбургская тюремная тетрадь не самое лучшее место для доверительных записей. И все-таки как много сокровенных мыслей Серго может поведать она! Вслед за самодельным календарем — стихотворение (Федор Николаевич Петров твердо стоит на том, что даже в карцере Серго писал стихи и читал, — товарищам):
Тут… тук… тук… Миновал обход докучный. Лязгнул ключ, гремит засов. Льется с башни многозвучный, перепевный бой часов, Скоро полночь — миг свободы; Жаркой искрой сквозь гранит к мысли мысль перебежит, Тихий зов, тоску, невзгодье Сердце сердцу простучит: Тук… тук… тук!.. Условный звук, Звук приветный, Стук ответный, Говор азбуки заветной, Голос камня: гук-тук-тук! Голос друга: 'Здравствуй, друг! Я томлюсь вю мраке ночи, Ноет грудь, не видят очи, Одолел меня недуг… Слышу смерти приближенье… О, как жажду я забвенья! Как зову успокоенье, Наслажденье мертвым сном!..' 'Друг, ответь мне, что с тобою? Ты сильней меня душою, Спишь ли ты ночной порою В этом склепе гробовом?' Стук приветный, тихий стук, Звук ответный: тук… тук… тук. 'Я бы спал, и сон приходит — Дух усталый вдаль уводит, — Но не долог чуткий сон. Вдруг проснусь я, содрогнусь я, — И так больно в душу входит Голос пленницы безумный, Одинокий, страшный стон… Часто ночью многодумной Рядом, рядом за стеной Слышу смех ее безумный, Слышу крик души больной… Жутко… Страшно… Но, бывает, Сердце тьму позабывает — Просветленный, чудный миг… Мысль далеко улетит… В книге звезд душа читает Откровенье древних книг…' 'Друг, мужайся! День настанет! В алом блеске солнце встанет! Синей бурей море грянет, Волны песни загудят! Будет весел многоводный Пир широкий, пир свободный. Он сметет грозой народной Наш гранитный каземат. Мы расскажем миру тайны Долгих лет и долгих мук, И в садах родной Украины Вспомнишь ты, сосед случайный, Наш условный, тихий стук — Стук приветный, стук ответный, Голос азбуки заветной, Голос камня: тук… тук… тук!.. Голос друга: 'Здравствуй, друг!' …Тихий стук, печальный стук: Тут… тук… тук… 'Нет, не мне в саду зеленом Встретить песней и поклоном Луч багряный — вспышку дня! Слышишь: льется нежным стоном, Бьет последним перезвоном Час желанный для меня. Друг, прощаюсь я с тобою: Смерть склонилась надо мною И рукою ледяною Уж моих коснулась губ… Завтра утром два солдата 
