У Эдуара с Луизой Ипполитой было две дочери и один сын, Эмманюэль. Он родился в 1842 году и в двадцать восемь лет принял отцовскую нотариальную контору, да и в остальном следовал родительскому примеру, поскольку тоже женился на дочери командира гарнизона, генерала Порьона.

Я никогда не жил в Дуэ. Не видел, как там сменяют друг друга времена года. Не ходил ни в его школы, ни в его лавки. Я приезжал туда лишь на похороны, где мое детство терялось в веренице пожилых господ, очень высоких, очень достойных, в черных шубах поверх церемониальных фраков и в цилиндрах с черной лентой, но при этом в высоких, доверху застегнутых ботинках, потому что кладбищенские дорожки на Севере часто грязны. Их супруги, тоже долговязые и сухопарые, были в меховых манто и укрывали лица под большими креповыми вуалями.

И все-таки этот город мой; я принадлежу ему через унаследованные воспоминания, составившие мою собственную память; я занял место в одном из его родов, и никакой другой город, кроме этого, не могу назвать прадедовским.

Должен сказать, что Дуэ отплатил мне такой же привязанностью и никогда не упускал случая поставить себе в заслугу любое мало-мальски заметное обстоятельство моей жизни. Ко мне там всегда относились как к «отпрыску Гайяна» — это выражение лишено смысла для тех, кто не родился в Дуэ или не имеет там корней.

Гайян — это сплетенный из ивовых прутьев великан в облачении средневекового рыцаря, с султаном из перьев на шлеме, с мечом на перевязи и круглым щитом, которого проносят по улицам во время городских праздников. Он высотой более восьми метров, и нужна дюжина крепких мужчин, чтобы его нести. Они прячутся под юбкой, которой оканчивается великанский доспех.

Ничуть не меньше носильщиков требуется и для Мари Гайян, его жены, которая запросто достигает третьего этажа домов и весит два с половиной квинтала.[17] За ними следуют, понемногу уменьшаясь в росте, трое их деток: старший Жако, уже с мечом, дочь Фийона и самый младший Бембен, одетый и причесанный как младенец, который таращит свои раскосые глаза в восьми футах над землей.

Изначально, то есть в XVI веке, Гайян был произведением гильдии «плетельщиков» — изготовителей корзин для овощей и фруктов, которых в других местах называли корзинщиками. Из-за этих-то гигантов дуэзийцев и прозвали «ивовыми брюхами».

6 июля 1667 года, после взятия Дуэ Людовиком XIV, Гайяна с семейством вынесли для встречи короля. И с тех пор каждый год в первую неделю июля, отмечая конец испанской оккупации, эти пять колоссов и следом за ними колесница Фортуны двигаются по улицам города под стук барабанов при великом стечении толпы. Народное гуляние, ducasse, может длиться три дня.

Девиз Дуэ: «Слава победителям». Его герб — прописное D, окруженное каплями крови. Кто основал город? Галло-римские офицеры, построившие в этом месте крепость? Инженеры VIII века с их уже достаточно развитой технологией, сумевшие, отклоняя ручьи и осушая болота, сделать судоходной реку Скарп, которой город обязан своим процветанием?

Филипп Август дал ему хартию; Фердинанд Португальский другую; Филипп Красивый вернул его в свое королевство, откуда он выпал во времена Карла V.

Дуэ, торговавший сукном и хлебом, деятельный, трудолюбивый, порой пышный, долго оспаривали друг у друга короли Франции и графы Фландрские. Его изящная дозорная башня говорит о гордости, ведь он вызывал вожделение столь многих, а колоколенки словно смеются, вспоминая, как о городские стены разбивались приступы Карла Смелого. Его суды, его парламент, его товары и учебные заведения, его произведения искусства, сосредоточенные в монументах и благородных жилищах, а главное, жизнь, которую вела его крупная буржуазия, вполне оправдывали прозвание, которого он удостоился при старом режиме: Афины Севера.

Да, я знаю Дуэ и питаю к его истории то внимание, какое может вызывать лишь нематериальное наследство.

Я знаю, что в церкви Святого Петра, приходской церкви Дрюонов, большом разносоставном здании со стрельчатым цоколем, ренессансной колокольней и перестроенным в XVIII веке нефом, хранились два железных молоточка, принадлежавшие, согласно молве, святому Элогию.

Я знаю, что при первой Реставрации мэром города стал г-н Беке де Межий, что во время Ста дней он был смешен комиссаром императора, восстановлен в должности указом короля при второй Реставрации и все еще занимал свой пост в начале Июльской монархии.

Город насчитывал тогда около двадцати тысяч жителей, а тридцать членов муниципального совета избирались из ста наиболее крупных налогоплательщиков кантона. Все-таки во времена избирательного ценза платить налоги было довольно почетно!

А также приятно нести военную службу в гарнизоне, который насчитывал четыре казармы (две из них артиллерийские), огромный арсенал, три пороховых склада и завод, на котором отливали пушки. Офицеров тут чествовали, а войска всегда хорошо принимали по причинам, выраженным с любезной откровенностью в постановлении муниципального совета от 1830 года: «Никто в этом городе не смог бы подсчитать, сколько еще один полк пустит денег в оборот…»

Итак, Дрюон из Сент-Амана, Эдуар, родившийся при Первой империи и ставший нотариусом в Дуэ, женился на Луизе Ипполите де Реньяк. У них были две девочки и один мальчик. Старшая дочь вышла замуж за некоего Клу де ла Кудра, другая — за Байанкура по прозванию Курколь. Сын Эмманюэль, родившийся в 1842 году и в двадцать восемь лет воспринявший от отца нотариальную контору, последовал, как я уже сказал, родительскому примеру, женившись на дочке другого коменданта гарнизона, генерала Порьона.

Этот последний происходил из Пикардии. Одна улица в Амьене, выходящая к собору, носит его имя.

Комендант обладал весьма представительной наружностью. Его брат Шарль Порьон, художник, писавший батальные сцены и торжества (кое-что из этих полотен сохранилось в музеях Версаля и Компьеня), изобразил его в парадном мундире дивизионного генерала.

Именно с портретом этого военного у меня находили в детстве очевидное сходство. И сегодня, когда мои волосы поседели, как у него, должен признать, что между нами (особенно когда я в мундире академика) и впрямь есть некое «фамильное» сходство. Собственно, я не похож ни на кого, кроме этого предка, ни одной капли крови которого во мне нет!

Генерал Порьон в юности был адъютантом сына Луи Филиппа, несчастного герцога Орлеанского, который погиб на авеню Нейи, когда лошади его экипажа понесли.

Проделав несколько кампаний, Порьон снова стал адъютантом, на сей раз императора Наполеона III. Во время осады Парижа в 1870 году он сражался на улицах Ванва и Кламара и командовал обороной Мон- Валерьена.

У него были сын и дочь. Сыну, избравшему, как и отец, военное поприще, предстояло сделать карьеру в колониях. Он основал на реке Нигер «округ» Бамако, который стал столицей Мали, и служил на Мадагаскаре под началом Галлиени.

Что касается дочери генерала Луизы, вышедшей замуж за Эмманюэля Дрюона, то она отличалась исключительной красотой.

В своих «Воспоминаниях» о Дуэ той эпохи одна из современниц Луизы, г-жа Камескасс, описывает ее так: «Своей стройностью, голубыми глазами со стальным отливом и напудренной прической, напоминающей те, что носили во времена Людовика XVI, она не одну зиму затмевала всех дуэзянок, даже самых хорошеньких, когда девушкой стала бывать в свете».

Остановлюсь ненадолго на самой г-же Камескасс. Происходившая из местного мелкопоместного дворянства Валентина Люс де Лагорг вышла замуж за одного из первых префектов полиции Третьей республики. Но даже в Париже, во дворцах высшей государственной власти, она сохранила ностальгию по родному городу и оставила мемуары, которые являются шедевром провинциальной светской хроники.