террористов включить подъемник там, наверху. Он спрыгнул на пол, толчком загнал лесенку на место внутрь копора, повесил миттхайзер на поломанный куст. Сквозь стекло южной стены в Зал Символов проник характерный свистяще-стонущий звук: мимо «Ампариума» прошел на большой скорости «финист». «Разведчик, – понял Кир-Кор. – Должно быть, шверцфайтер где-то уже на подходе».

Он быстро перенес «плейвижн» на штативе подальше, к северной стене, включил его, произнес всего одну фразу: «Террористы блокированы на техническом этаже, возможен их выход на крышу», – и повернул видеопередатчик так, чтобы Михаилу Полуянову был виден главный в этой ситуации участок зала.

Пальцами выдернув гвозди из окровавленных ладоней фундатора, он подхватил бесчувственное тело, огляделся. В Зале Символов не было ничего такого, что могло бы послужить страдальцу временным ложем; пришлось уложить его на пол. Солнечный свет падал на бледное лицо, золотил волосы и бородку. И снова вдоль южной стороны «Ампариума» прошел «финист». «Мне этот звук не мешает», – уверил себя Кир-Кор, сидя на полу в позе «лотос» рядом с фундатором. Усилием воли сосредоточился на ясночувствии. Прозрачные стены с белыми абрисами овалов, звук «финиста», солнце, кусты белых роз – все поплыло куда-то, сделалось вдруг почти невещественным, невесомым...

Первый этап лечения был в основном завершен – оставалось лишь «раскачать» в нервных центрах спящего мозга биохимические процессы пробуждения... Как вдруг знакомый голос сказал:

– Колдует чего-то, увлекся. Нас даже не замечает.

Кир-Кор поднял голову. Солнце слепило глаза, однако он сразу узнал фигуры Гурмана и Мокреца. Он узнал бы их при любом освещении. Три миттхайзера смотрели ему в лицо пустыми зрачками стволов. «Маракас! – подумал он. – Откуда они просочились?..»

– Недоумевает, – сказал Гурман, копируя интонации напарника. – Сидит и глазками хлопает.

– Он просто забыл, что с другой стороны копора есть еще один люк, – с сочувствием в голосе предположил Мокрец.

– А еще говорят, у грагалов память хорошая, – Гурман неодобрительно покачал головой.

До террористов было около трех шагов. «Не успею, – подумалось Кир-Кору. – Даже в прыжке с места не успею достать – изрешетят и поджарят». Он сказал без особой надежды:

– Хочу сделать вам предложение.

– Предлагает руку и сердце, – пояснил Гурману Мокрец.

– Два сердца, – внес свою лепту Гурман. – Сразу обоим.

– Ты примешь?

– Конечно! А ты?

– Я посоветуюсь с мамой. Академик вон... принял – до сих пор разогнуться не может.

Они говорили спокойно, негромко, но глаза их и руки были заметно напряжены.

– Встань, – тихо приказал Мокрец. – Нам будет легче отстрелить твою глупую голову.

Кир-Кор поднялся. Он видел, что они готовы стрелять в него без колебаний. Подумалось: «Неужели конец?.. Теория философов школы Ампары не оправдалась. Жаль. Экзарх – если сам останется жив – не простит моей гибели ни себе, ни теориям школы... Слабое утешение».

«Взбодрись! – потребовал внутренний голос. – Сделай хоть что-нибудь!»

«Не смею даже позволить себе умереть как воин – в бою, – признал свою беспомощность Кир-Кор. – В суматохе Могут убить ни в чем не повинного Агафона».

– А вот гвозди ты зря повыдергивал, – словно бы угадал его мысли Мокрец. – Не ты забивал – не тобой должны быть и вынуты. Земной закон нарушил, штрафная с тебя. Молод еще, петушок, с нами тягаться.

– Может, вставишь гвозди на место? – добавил Гурман.

– Каждому из вас в лоб – с удовольствием, – ответил Кир-Кор.

Гурман перенацелил ствол миттхайзера ему в переносицу, посоветовал:

– Ты не упрямься. Мы тебе жизнь за это немного продлим.

Кир-Кор ощутил, что плохо различает их физиономии – перед глазами все вдруг предстало в багровых тонах, в желтых, в импульсивно-зеленых... Вспышка гневного возмущения длилась секунду – он успел развести руки ладонями вперед и с силой оттолкнуть от себя вдруг остекленевший слой пространства с разноцветными изображениями негодяев – по крайней мере, так ему показалось. Но едва он осознал, что поднятые в воздух и задом улетающие сквозь прозрачную стену фигуры подонков – это совсем не мираж, а суровая правда сиюсекундной реальности, красно-желто-зеленое наваждение уступило место испугу: там, за стеной, была пропасть в десять известных ему этажей!.. Испуг мгновенно остановил этот невероятный, граничащий с мистикой процесс беспрепятственного пролета, или, лучше сказать, проникновения сквозь прозрачную, но очень твердую преграду: бандиты с раскрытыми ртами и судорожно растопыренными конечностями внезапно застыли на полпути изнутри наружу – зависли в стекле странным до невозможности горельефом. Брякнулось на пол отторгнутое стеклянной преградой оружие. Потом градом посыпались из карманов скукоженных брюк Гурмана похищенные в сокровищницах Зала Символов драгоценности. Сам похититель с выражением ужаса на обрюзгшем носатом лице висел в стеклянном капкане с креном влево. Испуганно-бледный Мокрец расположился повыше – с креном вправо.

Ошеломленный Кир-Кор и его ошарашенные противники смотрели друг на друга и молча переваривали неожиданное для каждого из них драматическое происшествие. Впрочем, напомнили о себе и пассивные участники этих нетривиальных событий. Подрыгала и постучала ногами зависшая в терминале нижняя часть Академика. Открыл глаза и пошевелился экзарх.

Кир-Кор вознамерился было помочь Ледогорову сесть. Агафон слабо ему улыбнулся, еле слышно пролепетал неразборчиво: «Восемна...» – уронил голову и снова впал в забытье. Что он хотел сказать? Восемнадцать?.. Кир-Кор прислушался к его дыханию, успокоился. Экзарх дышал свободно и ровно. Просто уснул. Это именно то, чего сегодня ему, бедолаге, так не хватало.

Отыскав на кремовой стенке копора дверцу шкафа коммутации внутренней автоматики и энергосиловых распределителей, Кир-Кор разблокировал двери лестничных площадок и стволов лифтовых шахт. Было слышно, как внутри копора защелкали, зашелестели, заскрипели подъемники. Кир-Кор обернулся: с фасадной стороны «Ампариума» черной шляпой пролетел над бухтой шверцфайтер. Изумрудными стрелами промчалось звено люфтшнипперов. Три эйробуса вертикально опускались на эспланаду, как огромные блескуче-голубые мыльные пузыри. «Очень скоро на двадцатом этаже будет людно, поспать Ледогорову не дадут», – подумал Кир-Кор и, обогнув «ложе» пока еще спящего Агафона, приблизился к увязшим в прозрачной стене террористам.

Выглядели бандиты одновременно и жалко, и отвратительно. Стеклянная плоскость пропустила сквозь себя их плоть наполовину, разделив ее практически на фронтальную и тыльную части. Фронтальные части тела в нелепо оттопыренной одежде – грудь, живот, голова, кисти рук и полусогнутые колени – здесь, в Зале Символов. Спина, зад, локти и пятки – вне зала, снаружи. Причем – совершенно, пардон, в голом виде... Весьма своеобразный визуальный гонорар японцам за помощь. Ужасно нехорошо и неловко. Если они стоят еще на крыше «Каравеллы», запрокинув головы вверх...

Прозрачная стена осталась неповрежденной – в стекле ни одной трещины не было. Да и не удержались бы туши бандитов в проделанных дырах. Такое впечатление, словно стекло слилось, срослось, соединилось с живой плотью внутри где-то, на молекулярном уровне. Соединилось, впрочем, не только стекло. То же самое произошло и с тыльной частью одежды... Придется теперь, очевидно, вынимать из стены эти туши вместе со всей стеклянной панелью. Затем соберутся здесь адепты сакрального символизма и будут на полном серьезе решать: осквернен Зал Символов или нет. А может, и «Ампариум» в целом. И то сказать, такой странный, неприличного содержания горельеф ни с какой стороны «Ампариуму» не украшение.

– Эй, парень, – сипло проговорил Мокрец, – ты что... шуток не понимаешь? Выпусти меня отсюда. Мы не имели с тобой никаких общих дел и не хотели иметь, иди своей дорогой.

Кир-Кор усиленно пытался вспомнить, какого рода светопластический символ красовался раньше в этом овале, кощунственно занятом злополучной парой сейчас. Воспоминание не давалось. Ладно, когда-нибудь после... Место запомнить легко: дырки от гвоздей и сиденье под номером восемнадцать. Агафон в полусне вспомнил номер сиденья?..

– С Камчаткой у нас старые счеты, – объяснял бандит. – И не твоя это забота, мы тут сами между собой разберемся. А что фундатору дырок наделали... так то была идея Гурмана. Он, дебил, настоял, а я, дурак, ему уступил, тьфу! – Мокрец прицельно плюнул на макушку сникшего напарника.