фундамент. О правомерности пребывания нашего новастринского гостя на планете Земля пусть выскажется философский синклит Большой Экседры.

– Аой! – подхватили философы с некоторым даже энтузиазмом.

В свою очередь фундатор уступил центр философского круга Юрмеду Вертоградову. Правовед зачем-то выставил указательный палец подушечкой наружу – словно предоставляя возможность присутствующим рассмотреть ее папиллярные линии – и чуть слышно сказал:

– Уважаемые коллеги! Начало шествия к зданию Большой Экседры от «Ампариума» в восемнадцать ноль-ноль. Согласно регламенту второго дня, представительская одежда эвархов – белые латиклавии. Представительская одежда грагала не регламентируется. Итак, до встречи на общей трапезе. Ваши реалеты готовы к старту в аппарелях второго яруса, прошу спуститься, выбрать себе места в кабинах. Доброго вам пути, вещее благоволение Ампары с вами!

Стеклянистый купол со звоном разомкнулся над головой, и временно отторгнутое пространство было стремительно возвращено речной долине с ее разнообразием звуков и удивительных запахов. Бархатный шум водопада, птичий гомон, порывы душистого ветерка...

Эвархи потянулись к люку, исчезая по одному на эскалаторном спуске. Кир-Кор ощутил резкий спад аурической реактивности махариши, обернулся и впервые в жизни стал свидетелем автоприации. Фигура Ксюма Пикчу быстро заколебалась (будто в потоке горячего воздуха над костром) и раздвоилась, теряя краски; призраки-двойники, высверкивая белыми искрами, неудержимо бледнели, пока не растаяли без следа... Все это произошло в три секунды. Кир-Кор встретился глазами с левитатором, тоже впервые, наверное, наблюдавшим акт эзотерического пси-кинезиса. Влас Щербас провел пальцами по щеке в попытке снять с лица несуществующую паутинку. Он так и ушел на эскалатор, напрасно пытаясь снять паутинку.

– Это всегда впечатляет, – негромко сказал Ледогоров.

– Н-да... – промямлил Кир-Кор. – Скажи, экзарх... а почему на фоне действительно впечатляющих способностей махариши мой скромный вклад в копилку апроприации вызвал вспышку общего интереса?

– Твой «скромный вклад» поразил самого махариши. Это было заметно.

– В силу принципа: что подобает Юпитеру, то не подобает быку?

– Махатмам неведомо чувство ревности.

– Прекрасно, я не желаю доставлять им никаких проблем. Но все-таки... почему мои дилетантские способности выглядят в глазах философов более актуально, чем запредельное мастерство махариши?

– За спиной махариши – тысячелетия тайн земной цивилизации, Кирилл. Домашних тайн. А за твоими плечами – новоприобретение. Тайна звезд...

– Значит, шанс у меня есть, но... но в отдаленном будущем.

– Если это шутка, я не уловил ее смысла.

– Через тысячу лет мое новоприобретение тоже не будет выглядеть актуальным, и я снова смогу рассчитывать на обычную продолжительность земного отпуска.

– На тебе, Кирилл, печать звездной тайны. Не надо с этим шутить.

«Не буду, – пообещал Кир-Кор сам себе. – Если фундатор старательно не замечает разницы между шуткой и отпуском – ему, видно, нечем меня ободрить». Вслух добавил:

– Хорошо, пусть это будет печатью Ампары, я согласен. И жаль, что из всего нуклеуса так думает только фундатор.

– Нет, – сказал Ледогоров, – не только я. К сожалению, так думает и Джугаш-Улья Каганберья...

Из-под закраины бетонной крышки островка в радиальных направлениях со свистом стали взмывать, в виражах доворачивая на восток, первые реалеты.

– Каганберья опасен, – напомнил фундатор и посмотрел в спину последнего из уходящих эвархов. – Под следствием – опасен вдвойне.

Последним из уходящих был ватагар. Юрмед Вертоградов остановился перед люком, оглянулся через плечо и лишь после этого ступил на ленту эскалатора.

Кир-Кор почувствовал какое-то особенное, непонятное ему напряжение Ледогорова. Спросил:

– Мы ждем чего-то?

– Подожди меня здесь, – рассеянно сказал экзарх. И уже на ходу: – Если шверцкаргер сядет, а я задержусь – найдешь во что переодеться в лобовом салоне.

«Я никуда не спешу», – подумал Кир-Кор и прихлопнул на голом плече какого-то прозрачнокрылого, настырно жаждущего крови обитателя этой прекрасной долины. Он уже осознал, что другого времени для интима с натурой может и не найтись...

Шверцкаргер вернулся без павильона – Кир-Кор увидел в синеве облачного разрыва силуэт «шляпы» без каких бы то ни было искажающих ее дополнений.

Серебристо-голубая аэромашина выпустила посадочные опоры и, агрессивно жужжа, села в центр островка. Жужжание смолкло. Ледогоров задерживался. Под днищем грузовика отвалилась квадратная челюсть бремсберга и выпустила наружу полосатый бело-черно-голубой трап. Ярко взблескивала, вращаясь на выдвижном штыре, небольшая сложно фигурная антенна, шипели сопла эжекторов вентиляции. Кир-Кору вдруг мучительно захотелось спрыгнуть в поток и добраться до водопада. «Финшельский рецидив», – подумал он. Ущипнул себя за ухо.

Нет, осознание того, что аэромашина не вписывалась в этот роскошный пейзаж, ничего, к сожалению, не меняло, и ничего иного не оставалось, как проявить законопослушание и толерантность. «К трапу!» – сам себе скомандовал Кир-Кор. «Слушаюсь, капитан!» – откликнулся внутренний голос.

Подвижные ступеньки трапа подхватили законопослушного пассажира и пронесли его сквозь пространство грузового трюма в тамбур спардека. Трюм наполовину был заполнен громоздкими тюками в светлой упаковке и белыми бочками, аккуратно прижатыми к стенам захватами грейферов. То, что на шверцфайтерах именуется гондеком, в интерьерах шверцкаргеров отсутствует, зато спардеки грузовика и боевой аэромашины одинаковы, как близнецы. Тот же коридор вокруг пилотской рубки, те же два пандуса – спуски в девятиместный сегменте – видный салон, который практически ничем не отличается от лобовой рубки. В том числе – низким потолком и теснотой. Свободно здесь можно было только сидеть и только в первом ряду (два кресла). Во втором ряду и в третьем кресел побольше, комфорта поменьше.

За полупрозрачной стенкой в тылу последнего ряда просвечивал довольно вместительный гардероб, и в нем что-то было. Не веря глазам, Кир-Кор снял со штатива костюм, очень похожий на тот, который он так легкомысленно погубил в прыжке с катаготия на баньян. Точная копия! Рубашка из превосходного тонкого шелка девственной свежести и белизны, расшитые серебром светлые брюки... Стараясь не задевать головой потолок, он быстро переоделся. Вошел, склонив голову, Ледогоров.

– Это я сохраню в качестве сувенира, – сказал Кир-Кор, запихивая набедренную повязку в карман. – Спасибо за свежий костюм.

Экзарх улыбнулся. В синем блузоне с белым воротником затейливой вязки и в черных бейнзаунах с серебристой искрой он напоминал утонченного вельможу-эстета эпохи раннего Ренессанса.

Сели в первом ряду. Шверцкаргер завел шмелиную песню, слегка покачнулся, начиная подъем. Округлая стена салонного сегмента вдруг будто лопнула посредине и раздвинулась в стороны – и стало очень светло и красиво: синь неба, ярко-белые быстрые облака... Грузовик набирал высоту совсем не в том направлении, куда ушли реалеты. Впереди проступали сквозь дымку громады гор, на левом траверзе сливалась с горизонтом ультрамариновая гладь Авачинского залива. Фундатор вглядывался в даль, молчал. Кир-Кор пошутил:

– Летим на Курилы?

– Нет. Сейчас сбросим груз и... домой. Это недолго.

– Я никуда не спешу.

Жужжа, как трудолюбивая пчелка, грузовик упрямо тянул и тянул в одном направлении. Перевалил через изборожденную складками выпуклость старого, давно погасшего вулкана с озерцом в полуразрушенной кальдере.

– Трудяга, – сказал Кир-Кор. – Снабжением занимается, ритуальные павильоны таскает.

– Представительский павильон, – уточнил Ледогоров. – Нуклеусу экзархата часто доводится посещать отдаленные районы полуострова.

– Летающий ареопаг?