на обследование, хотя из них двоих пострадал только ефрейтор. Ухо насильника, за которое ухватился эварх, несколько... гм... деформировалось. Мне показали картинку... На ефрейтора противно смотреть: ушная раковина болтается где-то на уровне подбородка. Причем болтается на вытянутом трубочкой отростке – упругом таком, как резиновый шланг. Медики установили: отросток – сильно растянутый хрящ основания ушной раковины. То есть с медицинской точки зрения это как бы и не особенно интересно: аномальное растяжение ушного хряща – вот и вся патология. Слуховой нерв не пострадал, да и все прочие нервные реакции в норме. Исключая, разумеется, нервную реакцию пациента на изменение своей внешности. Теперь ефрейтора ожидают пластическая операция и неприятности по службе. А возможно – и более крупные неприятности. Видеомонитор – из тех, что были тайно установлены функционерами МАКОДа на всех стоянках реалетов, – подробно зафиксировал развитие драматического инцидента, дело за правосудием. Такова вторая новость пакета. Опять скажешь, что все это просто ужасно?

– Нет, – сказал Кир-Кор. – На месте Гладышева я поступил бы так же.

– 'Так о великих вещах помогают составить понятье малые вещи, пути намечая для их достиженья', – процитировал Ледогоров Лукреция. И добавил уже от себя: – Воля Ампары читается ясно... Для возмездия нет нужды устраивать всеобщие мировые потопы – отныне воздающий удар настигает только виновного. Гуманитарная сила обновленной формы возмездия в его избирательном действии. А избирательность здесь направляется возмущением духа совестливых людей. Совестливые призваны соучаствовать в ампарическом акте возмездия. С сегодняшнего дня земная цивилизация начинает жить в новых условиях.

Кир-Кор промолчал. Он не знал, что на это ответить. Он сознавал, что цивилизация действительно переступает порог чего-то весьма непривычного, нового, однако чувствовал себя подавленно. Ощутимая, хотя и сдержанная торжественность Агафона была ему не очень понятна. У Агафона, вероятно, было праздничное настроение. А в этот момент обескураженный своим «рукоделием» тамбовский эварх наверняка пытался заново переосмыслить недавний совет региарха «не делать резких движений»...

«Может быть, – думал Кир-Кор, – Ледогоров видит в окружающем мире нечто такое, чего мой глаз, мой ум не в состоянии воспринять?.. Духовный глаз Ледогорова зорче, ум изощреннее?..»

«Если экзарх не просто фанат-ампарид, а гений-провидец, тебе за ним не угнаться», – беспечно отметил внутренний голос.

«Смириться советуешь?»

«Да. Словно бы специально для этого случая, известный философ-пессимист Шопенгауэр когда-то доверил бумаге одно из ценнейших своих наблюдений: „Талант попадает в цель, в которую никто попасть не может. Гений попадает в цель, которую никто не видел“. Тебе это очень надо – высматривать до боли в глазах цели, которых не видит никто?»

«Ну уж конечно, жить без этого не могу».

Экзарх на особый манер поклацал языком – и ретрит внезапно преобразился: вокруг всего помещения проступили на куполе абрисы белых овалов, затем на очерченных овалами площадях вспыхнули многокрасочные светопластические витражи. Стало красиво, как в старинном храме. Витражи были с изображениями разнообразных символов современной философской школы и ее предтеч.

Кир-Кор уловил какое-то движение внутри хрустальной сокровищницы и застал взглядом момент, когда феррованадиевый пенальчик подкатывался к чаше. Пенальчик звякнул о чашу.

– Землетрясение?.. – спросил Ледогоров, зная, что грагал способен ощутить малейшее колебание грунта с чуткостью сейсмометра.

В ответ Кир-Кор отрицательно покачал головой. Пошутил:

– Похоже, Агафон, у них неодолимое влечение друг к другу.

Фундатор взглянул на него без тени улыбки. Раскрыл пенальчик, взял удлиненный кристалл двумя пальцами, как берут крупное насекомое, и аккуратно положил в чашу. Видимо, ожидал чего-то от немудреного этого эксперимента. Ничего не произошло. Просто чаша приятно украсилась «букетиком» из трех крохотных огоньков – синего и двух голубых... Опасаясь увидеть на лице экзарха разочарование, Кир- Кор обвел взглядом купол:

– Символы на витражах те же, что и в Овальном зале «Ампариума».

– Здесь их несколько больше, – уточнил экзарх. – Как тебе это художество?..

– Я и раньше говорил – оно превосходно.

Витражи и в самом деле были недурны.

Хозяин увлек гостя вдоль красочного ряда светопластических картин, давая пояснения на ходу. Оказывается, утопающая в цветах молодая женщина с голым младенцем в руках – символ Мировой Радости. Взлетающий над водой белый длиннокрылый лебедь – символ Мировой Чистоты. Мужчина, женщина, ребенок и юное деревце – символ Мировой Силы. Изображение всадника на белом коне, проткнувшего копьем чешуйчатую рептилию, равно как и трогательный рисунок белого голубя с зеленой веточкой в клюве пояснений не требовали. Самостоятельно узнал Кир-Кор и Триантру – тантрический символ Мирового Единства (фигура, сложенная из шести треугольников и очерченная несколькими концентрическими окружностями).

В каждом овале слева вверху сияла, как символ Мирового Совершенства, белая четырехлучевая звездочка с плавно скругленными внутренними углами, и каждому овалу сопутствовали свои цифровые обозначения.

– Порядковые номера? – спросил Кир-Кор. – Или числа эти со смыслом?

– Со смыслом, – ответил экзарх. С каким – не сказал.

Кир-Кор поискал глазами овал с числом «18». Это был овал с темно-синим рисунком видоизмененной эпиптейи. Окружность и горизонтально вытянутые крылышки за пределами окружности остались без изменений, а вот птичка-'галочка' перевоплотилась в треугольник с перевернутым кверху основанием. Над основанием, между крылышками восходила синяя луна. Может быть, это была стилизованная голова, потому что все это вместе очень походило на условный рисунок вылетающего из центра окружности человека – то ли крылатого, то ли просто простершего руки в стороны...

– Более поздний вариант эпиптейи, – пояснил Ледогоров. – А еще позже эпиптейю вытеснили изображения крылатых дисков. Чуть дальше ты увидишь одно такое изображение.

Чуть дальше Кир-Кор увидел сквозь прозрачный купол (в промежутке между овалами) хорошо освещенный парус «Ампариума» и над ним – сияние восстановленной после бандитской диверсии белой четырехлучевой звезды.

– У тебя другое на уме, – догадался фундатор. – Хочешь уйти?

– Прости меня, Агафон. У нас с тобой сейчас разные настроения.

– Понимаю... Куда тебе хочется?

– Мне хочется на Финшелы. Но я сознаю, что это пока невозможно. По крайней мере – до финального вердикта Большой Экседры.

– Увы, да, – подтвердил Ледогоров. – И поскольку твои апартаменты на восьмом этаже «Каравеллы» заняты теперь другим постояльцем...

– Я охотно согласился бы перебраться на петропавловский берег Авачинской бухты, – поспешил вставить Кир-Кор. – Совсем рядом – рукой подать. Свистнешь мне – я услышу.

Экзарх помолчал, размышляя.

– Хорошо, – сказал он. – Не стану тебя отговаривать, хотя надо бы... Ты в какой гостинице обычно там обретаешься? В «Сероглазке»? На этот раз тебе целесообразнее будет остановиться в гостинице «Мишенная».

– На этот раз мне все равно, где останавливаться, – сказал Кир-Кор. – «Мишенная» – неплохой вариант. Я буду видеть оттуда сияние белой звезды Ампары над Белобережьем. Если, конечно, мне повезет заполучить апартамент с видом на бухту.

– Повезет, – сказал Ледогоров. – Другой вопрос... как ты намерен туда добираться?

– По воздуху, реалетом.

– Сразу попадешь под прицелы виндикейторов эсбеэсэс. Мне не хотелось бы с ними сейчас объясняться...

– Тогда – вплавь.

– Под водой, – добавил экзарх.

– Могу и вплавь под водой.