– Первым был Олу Фад, – дал Кир-Кор приоритетную справку.

– Похоже, твой погибший товарищ нашел только зародыш... или один из зародышей зоны Локона, – возразил Ледогоров. – Приоритет открытия локона Ампары принадлежит тебе. Хотя, как ты знаешь, моих коллег одолевали кое-какие сомнения относительно твоей инициации и ее природы. Лишь после того, как все увидели Аксиор, пробивший крест-накрест кавасу в колонне цирхауза, факт благоволения Ампары стал очевидным.

– Аксиор?

– Зеленый меч, которым ты бескровно победил зомбированного магистра.

– Зеленый меч оказался у меня в руке чисто случайно – я выдернул из ячеи кассетника первое, что попалось под руку.

– Странный меч, правда? Цветом сталь напоминает малахит, но остра, как легендарный орихалк атлантов. Никто не знает, откуда в коллекции Григория Квашнина появился уникальный клинок. Каких времен, каких племен?.. О нем ничего не известно, кроме собственного имени. Аксиор значит «Достойный». Кто и когда дал мечу это имя – тоже никому не известно. Из тысяч единиц оружия для рукопашного боя под руку тебе попался именно Аксиор. Или лучше сказать – твой омен, знак того, что Оружие Возмущения Духа дано во владение Достойному.

«В цирхаузе под руку мне попадался не только мой омен», – подумал Кир-Кор тайком от экзарха.

«Но победа все же застала тебя с Аксиором в руке, – резонно заметил внутренний голос. – Приглуши свой сарказм, ибо слишком уж часто поток происходящих с тобой событий впадает в русло ожиданий философов школы Ампары».

Фундатор добавил:

– Меч – оружие витязей. Оружие Возмущения Духа должно быть оружием мудрецов.

Последняя фраза Ледогорова показалась Кир-Кору проблеском надежды. Он ухватился за мысль фундатора:

– Очень логично! По-видимому, мне случилось стать лишь передаточным звеном в деле довооружения мудрецов!

– Алчешь свободы...

– Ты ободрил меня, Агафон, обнадежил. Если верна твоя мысль – я свою миссию выполнил! Посредством инициации я передал вам, мудрецам, серьезное оружие из рук в руки. С искренним сочувствием вашему делу желаю вам и вашей мудрости на вашей планете серьезных успехов.

Грустная усмешка тронула губы экзарха...

– Я понимаю твою внезапную эйфорию, – проговорил он, – однако...

– Однако?..

– Пожалуй, она преждевременна.

– Неужели?

– Думаю, да.

– Это меня огорчает, – признал Кир-Кор. – А почему ты так думаешь? Разве я не свободен в своем выборе?

– Ты не свободен от собственной мудрости.

– Моя мудрость!.. Это внове для меня.

Ледогоров остановил взгляд на переносице собеседника:

– Тогда ответь мне – что для тебя мудрость?

– 'Что он Гекубе, что ему Гекуба?..'28 – пробормотал Кир-Кор, скрывая легкое замешательство. – Мудрость – это прежде всего богатство жизненного опыта.

– Любой мерзавец вполне может иметь богатый жизненный опыт, – заметил фундатор.

– Пардон, я забыл добавить сюда многознание! Атрибутика мудрости – ученость в сочетании с богатым жизненным опытом.

– Мудрым может быть и малограмотный старик пастух, – не согласился фундатор. – Мудрым может быть даже отрок.

«Ну почему я раньше так мало размышлял над простыми вещами!» – сам себе удивился Кир-Кор.

– Всех обладателей мудрости объединяет общая черта натуры, – подсказал Ледогоров. Однако этой «общей черты» не назвал.

– Совесть! – понял Кир-Кор.

– Конечно, – подтвердил экзарх с глубоким спокойствием в голосе, будто речь шла о чем-то совершенно очевидном. – Мудрость – это ум, воспитанный Совестью. И ничто другое.

Кир-Кор ощутил неловкость перед философом. Неловкость, переходящую во что-то очень похожее на облегчение.

– Извини меня, Агафон, наговорил я здесь несуразностей про миссию, передаточное звено, свободу... Теперь я вижу, что ломился в незапертую дверь. Мне совестно, что... «перед нею я совершенный был дурак со всей премудростью моею»29.

– Не огорчайся. Это лишний раз напомнит тебе, Кирилл: ни одна дверь в нашем экзархате перед тобой не заперта.

– Спасибо, фундатор.

«Бим-бам, пи-пью-фьюить», – прозвучали сигналы. Звук исходил от столешницы инкрустированного перламутром стола.

– У кого-то ко мне неотложное дело, – предположил экзарх. – Извини, я ненадолго...

Ледогоров пересек ретрит по радиусу, опустился в ближайшее из двенадцати синих кресел и, приподняв подлокотник, исчез под вращающимся радужным пузырем – коконом видеома.

Гость деликатно отвернулся. От нечего делать стал разглядывать далекие и близкие огни сквозь керамлитовый купол. Словно сквозь блистер просторной пилотской рубки. Прямо по курсу – пространство Авачинской бухты, накрытое колоссальным бликом от ночесветного орбитального зеркала. Бухта казалась погруженной в светящуюся разреженную дымку, голубовато-призрачное марево которой пронизывали огни кораблей и каскады иллюминации межсопочных ярусов Петропавловска. Ближе – в окрестностях Академии – мягко переливались розовато-золотистые узоры изящного люминастрия экзархаторского гидропарка. Цветные полосы светопластики тянулись вдоль берегов центрального канала... Отсюда было хорошо видно, что канал соединяется с морским заливчиком, стиснутым двумя сторожевыми островками. Посреди бухты медленно разворачивалось в сторону океана крупное судно с хорошо освещенной овальной палубой. Это снимался с рейдовой стоянки туристический декамаран. Кир-Кор невесело усмехнулся.

Декамаран напомнил ему прерванный рейс на «Цунами». Он всегда чуть ли не со стыдом вспоминал, как бездарно потратил часть драгоценного времени своего отпуска в недрах этого любимого детища местной индустрии отдыха. Трех суток хода «Цунами» на юг было достаточно, чтобы он успел влюбиться по уши в Элиазеллу, длинноволосую брюнетку с темными, золотисто-жгучими, как обсидиан, глазами. На четвертые сутки она уже казалась ему королевой экватора и обоих тропиков сразу. Увы... любовный роман с Злиазеллой не получился. По причине, с какой он никогда раньше не сталкивался. Он был разочарован и озадачен, когда обсидиановоглазая красотка отвергла все его попытки сближения одну за другой. Наконец она просто призналась, что путешествует с группой сексуального меньшинства и всецело принадлежит только ей, этой группе. Что и говорить – эмоциональная встряска была основательной, пришлось срочно выдергивать стрелы Амура из обоих бесполезно пробитых сердец. Кое-как опомнясь после мучительной операции, он вдруг обнаружил, что сам стал объектом назойливого интереса двух других групп сексуальных меньшинств. Совершенно естественно, он встал на защиту самого себя, и на борту «Цунами» вспыхнула настоящая партизанская война. Помогало то, что обе группы почему-то не ладили между собой, но с другой стороны, фанатичная агрессивность обеих групп грозила вывести ситуацию из-под контроля. Дюжина вывихнутых рук, десяток свернутых набок челюстей и носов, множество синих рубцов на мускулистых шеях так и не смогли поспособствовать охлаждению кипящих страстей; похоже, за двое суток он приобрел больше опасных врагов, чем за время всех предыдущих своих отпусков. Наверное, это и была «кошара враскид», обещанная приятелем еще на причале. Потом, когда в ход пошли ножи, кастеты и лучеметы, стало действительно «весело до синего хипежа». Ждать, когда это все «устаканится», не было никакого желания, дальнейшее продвижение к югу по водам теряло культурно-географический познавательно- эротический смысл. Он отправился в административный сектор декамарана, разыскал эмиссара МАКОДа по