порядке. Во-первых, так оно и было. Во-вторых, я боялась чувствовать себя обязанной этим людям. Все-таки мы со Шкипером провели вместе всего одну ночь, и считать себя его заслуженной вдовой было бы с моей стороны слишком самонадеянно.

В один из теплых сентябрьских вечеров, когда я уже одевалась для того, чтобы отправиться на работу, ко мне пришла соседка с верхнего этажа – Анна Владимировна. Это была хрупкая изящная брюнетка лет сорока пяти, одинокая и бездетная, страстно влюбленная в свою преподавательскую деятельность. Она учила рус– скому языку студентов Университета дружбы народов, пропадала на работе весь день, возвращалась зачастую с головной болью, а поскольку по причине больного желудка пить медикаменты ей было нельзя, то Анна Владимировна предпочитала лечиться у меня.

– Мигрень, Анна Владимировна? – бодро спросила я, укладывая в сумку красное цыганское платье с блестками.

– И мигрень тоже. – Соседка присела на табуретку и сжала пальцами виски. Я бросила платье, встала у нее за спиной. Все лето я пробыла в Крутичах, и зеленый шар теперь появлялся моментально, словно я «подзарядилась» на поляне с идолом, как аккумулятор от сети. Через десять минут Анна Владимировна удовлетворенно сказала:

– Ну вот, слава богу, спасибо. Как тебе только это удается, не понимаю… Но я, Сашенька, по делу.

– Слушаю вас, – немного удивилась я.

– Скажи пожалуйста, ты не собираешься сдавать комнаты?

Я ответила не сразу. Дело в том, что я уже подумывала об этом. Во-первых, четырехкомнатная квартира была слишком велика для меня одной. Во-вторых, лишние деньги никому не мешали. А в-третьих, что было основным, мне до сих пор было страшно постоянно находиться в одиночестве в пустом доме. Сдавать комнаты, конечно, было бы неплохо… но где искать клиентов? Дать объявление? Так неизвестно, кто явится по этому объявлению. А если воры?

– Ты, конечно, права, – выслушав мои сомнения, сказала Анна Владимировна. – А что, если я тебе порекомендую приличных людей?

– Ваши знакомые?

– Студенты. Трое ребят из Бразилии. Вернее, двое ребят и девушка.

– У них шведская семья? – насторожилась я.

– Что ты! – испугалась соседка. – Мария и Мануэл – брат с сестрой, а Жозе – их друг.

– Почему не общежитие?

– Там сейчас ремонт. Ну, так как – возьмешь? Очень порядочные ребята, не пьют, не курят даже.

– Какой факультет? – строго спросила я.

– Мальчики на медицинском, а Мария – на отделении русской литературы.

Это решило дело.

– Пусть приходят завтра, я дома до девяти вечера.

– Замечательно! – обрадовалась Анна Владимировна. – Ты нас просто спасла!

Соседка ушла, а я помчалась на работу.

На другой день я оделась в старые джинсы и футболку и начала убирать пустующие комнаты. Звонок в прихожей прозвенел, когда я мыла окна. От неожиданности я толкнула ногой таз, и он, плеснув мне на ноги мыльной водой, полетел с подоконника вниз, на улицу. Чертыхнувшись, я спрыгнула на пол; оставляя на паркете мокрые следы, помчалась открывать, распахнула дверь… и чудом удержалась на ногах.

Сначала я увидела улыбку. Широкую белозубую улыбку Чеширского кота, которая, казалось, висела в дверном проеме сама по себе.

– Здравствуй-те, – старательно и дружелюбно выговорила улыбка. – Вы – Алессандра?

– Я… Про… Проходите.

Улыбка качнулась внутрь, и ее хозяин, материализовавшись из темноты лестничной клетки, заставил меня тихо охнуть и прислониться к стене.

Это был очень темный мулат огромного роста. До сих пор я считала, что людей больше моего деда, до которого еще кое-как дотягивал Шкипер, в природе не существует. Но рядом с этим гигантом и дед и Пашка показались бы маломерками. Голова его приходилась на уровне лампочки в прихожей. Широченные плечи с крутыми буграми мускулов чудом не рвали футболку с вдохновенной физиономией Че Гевары. Мощные ключицы, массивная шея, чуть вывернутые губы, спокойные, чуть насмешливые, большие темные глаза, коричневая, как молочный шоколад, кожа, белые крупные зубы. Глядя на этот монумент, я какое-то время открывала и закрывала рот, как вынутая из воды рыба, и лишь спустя минуту смогла подтвердить, что «Алессандра» – это действительно я.

– Вы от Анны Владимировны?

– Да! – радостно подтвердил мулат. Повернул голову, и оказалось, что за его обширной спиной скрываются еще двое.

Второй парень был понормальнее: обычного высокого роста, но тоже, как я сразу отметила, великолепного сложения. У него было лицо с немного монголоидными чертами: выступающие скулы, узкие, чуть раскосые глаза. Рядом с ним стояла мулатка лет восемнадцати в узких джинсах и коротеньком топике. Это была просто африканская богиня невероятной красоты – с гривой мелко вьющихся, иссиня-черных волос, доходящих до талии, спокойным и сдержанным выражением лица, большими, влажными темными глазами и длиннющими ресницами. Сразу было заметно, что она и огромный парень – брат и сестра.

– Здравствуйте, как вас зовут? – вспомнила я наконец о приличиях. И, поскольку я автоматически взглянула на вошедшего первым великана, он снова широко улыбнулся и сказал:

– Мануэл-Энрике-Амадиньо-Сантьяго-де-Пайва-да-Канчерос…

Я впала в столбняк, он усмехнулся и добавил:

– …Ману.

– Жозе Медина, – коротко сказал второй.

– Мария Канчерос, – мягким, грудным голосом представилась девушка, и я сразу подумала, что она, должно быть, хорошо поет. Я пригласила их в квартиру, извинилась за разгром в комнате, и Ману тут же поскакал вниз по ступенькам за тазом. Когда он вернулся, лестничная клетка уже была полна соседями. Цыганская семья высыпала из своей квартиры в полном составе.

– Дэвлалэ,[7] Санька, кто это? – драматическим шепотом спросила тетя Ванда.

– Квартирантов вот взяла.

– Господи, какой кошмар… Поприличней не могла кого найти?!

– Это студенты! – возмутилась я. – Врачи! Анна Владимировна из восемнадцатой сосватала!

– Вид босяцкий, – сухо сказала тетя Ванда. – Особенно у этого, здорового. Если что – стучи в стену. Ничего, конечно, не обещаю, но, может, мои ребята вшестером справятся.

Я кивнула, стараясь не смеяться. Мне почему-то Мануэл страха не внушал. Удивление перед габаритами – да. Но физиономия у него была до того добродушной, что никаких подозрений у меня не возникло. Вернувшись в квартиру, я увидела, что Мария, стоя на подоконнике, ловко и быстро домывает окна, Жозе вытирает тряпкой огромную лужу на полу, а Мануэл роется в своей сумке.

– Мария, оставьте, я сама! Жозе, вы испачкаетесь, не надо! – засуетилась я. – Мануэл, а… а что это?

Последний вопрос вырвался непроизвольно, когда я увидела, что Мануэл с удовлетворением ставит на стол вынутую из сумки деревянную раскрашенную статуэтку. Статуэтка была похожа на африканского божка, небольшая, менее полуметра вышиной, и довольно симпатичная.

– Огун, – представил Ману. Посмотрел на божка, серьезно перекрестился ладонью, по-католически, и произнес короткую фразу на незнакомом языке. Вслед за ним это повторили Жозе и Мария с подоконника. Я невольно посмотрела на Огуна, словно ожидая какой-то реакции. Тот, разумеется, молчал, но Мануэл, видимо, что-то разглядел в непроницаемой физиономии бога и облегченно вздохнул:

– Я поеду за вещами.

Вещей у них было, как оказалось, немного, в основном книги и платья Марии. Разместились они быстро и ловко: Жозе и Мануэл в комнате побольше, Мария – в маленькой, за стенкой у меня. Огун водворился в комнате ребят, а у Марии я, зайдя с чистым постельным бельем, с удивлением заметила керамическую статуэтку Пречистой Девы – причем Дева имела явные мулатские черты, а малыш Христос у нее на руках