также некоторые египетские слова (храм, греки и др.). Но, как и С. де Саси, Д. Окерблад не учитывал факт опущения гласных в египетском языке. К тому же он считал, что демотическое письмо воспроизведено буквенными знаками, а иероглифы передают только слова и понятия. Эта неправильная посылка и завела ученого в тупик.

Эстафету подхватил известный английский естествоиспытатель и медик Т. Юнг, человек удивительного и разностороннего таланта. Двух лет он уже научился бегло читать на родном языке, в четырнадцать знал арабский, древнееврейский, греческий, персидский, французский, итальянский и латинский. Кроме медицины, занимался физикой, биологией, каллиграфией.

Ему присуща была прекрасная черта — все начатое доводить до конца. Захотелось, например, научиться ходить по канату, и через некоторое время он соперничал с профессиональными канатоходцами.

Получив от Д. Окерблада анализ пяти первых строк демотического текста на Розеттском камне, Т. Юнг загорелся новой идеей. Собираясь на летние каникулы за город, где всегда занимался каким-либо делом, не имеющим отношения к специальности, Т. Юнг прихватил знаменитую копию. И это имело огромное значение для науки.

Любопытная вещь: специальной филологической подготовки он не имел, глубоких лингвистических знаний восточных языков тоже, а к своим результатам шел исключительно путем математических вычислений и сопоставлений. С помощью этого метода Т. Юнг доказал, что демотическое письмо — это скорописный вариант иероглифического. Ученый предположил, что, по крайней мере, одно из греческих имен, имеющихся в демотическом тексте, обязательно должно встретиться в иероглифической части и, видимо, оно помещено в овале, который повторяется.

Решить загадку иероглифов, утверждал Т. Юнг, можно с помощью письма демотического. И ему удалось определить значение более 70 иероглифов или иероглифических групп. Он нашел имена царя Птолемея и царицы Береники. Разложив эти имена на звуки и знаки, Т. Юнг отыскал чтение фонетических иероглифов. Это уже было успехом.

Казалось, цель близка. Но дальше Т. Юнгу помешало убеждение, что у египтян не было фонетических знаков ни в скорописи, демотическом, ни в иероглифическом письме. Ученый зашел в тупик. Впервые в своей жизни он не довел начатое до конца.

Но в это время уже всходила звезда Ж. Шампольона.

С момента появления на свет обстоятельства его жизни были необычными. Перед родами мать очень тяжело болела и была при смерти, а врачи ничем не могли помочь. Тогда пригласили знахаря, слывшего колдуном. Он велел положить больную на разогретые лечебные травы, дал ей попить какого-то зелья, пообещав быстрое выздоровление, и предсказал рождение мальчика, который-де станет «светочем грядущих веков».

Врач, принимавший роды, удивился, увидев, что у новорожденного восточный тип лица, необычайно темный Цвет кожи и даже роговица глаза желтая, как у детей Востока.

Время для Франции было бурное. Городок Фижак, в котором жили родители Ж. Шампольопа, сотрясали революционные волны. Увиденные события, наверное, произвели сильное впечатление на мальчика. Повзрослев, он станет врагом насилия, монархии, захватнических войн, будет писать злые сатиры на грозного Наполеона.

Мать часто читала вслух отрывки из требника. Ж. Шампольон со слов матери усвоил молитвы на память, а потом, сверяя устный и письменный тексты, выучил буквы и самостоятельно овладел грамотой. Каково же было удивление и радость матери, когда сын прочел ей фрагмент из требника. Ж. Шампольон, сын книготорговца, вырастал среди книг. Это приобщило его к чтению с ранних лет.

В школе он учится плохо, и старший брат, одаренный филолог, увозит мальчика в Гренобль и берет на себя заботу о его воспитании. Здесь одиннадцатилетний Ж. Шампольон проявляет поразительные способности в изучении латинского, древнегреческого и древнееврейского языков.

От старшего брата Ж. Шампольон слышит о таинственной стране Египте. И в 12 лет с большим рвением начинает читать все о Египте. Мало того, мальчик блестяще овладевает арабским, сирийским и арамейским языками.

Увлечение Египтом так велико, что во время учебы в лицее Ж. Шампольон пишет капитальный научный труд «Египет при фараонах» и одновременно составляет первую географическую карту Древнего Египта. Труд этот оказался настолько грандиозным, обобщающим, новаторским, что шестнадцатилетний автор, выпускник лицея, единогласно избирается членом академии города Гренобля. При этом президент академии произносит волнующие слова:

«Академия торжественно избирает вас, несмотря на вашу молодость, своим членом. Тем самым она оценивает то, что вы уже сделали, но еще более она имеет в виду то, что вы еще сможете сделать! Академия находит удовлетворение в мысли, что вы оправдаете ее надежды и что, если ваши труды принесут вам в один прекрасный день славу, вы вспомните о том, что первое поощрение вы получили именно от нее!»

Со школьной скамьи в академики! Такой гигантский прыжок совершен не только благодаря гениальности. Это результат большой целеустремленности. Ведь так может сделать человек, если он с ранних лет избрал благородную цель, верен ей и неуклонно идет к осуществлению своих замыслов. Ж. Шампольон, решивший посвятить свою жизнь раскрытию тайн Египта, — прекрасный тому пример.

Шестнадцатилетний академик продолжает учиться. Избрание в «сияющий сонм ученых» не вскружило ему голову. Наоборот, он окрылен и преисполнен сил и дерзновенных планов.

Ж. Шампольон едет в Париж с твердым намерением изучить восточные языки. Он уже знает о Розеттском камне. Его сопровождает старший брат — друг, опекун, покровитель, который глубоко верит в его звезду. Именно ему в дороге, под грохот колес дилижанса, Ж. Шампольон почти шепотом поведает:

— Я расшифрую их… Я расшифрую египетские иероглифы, я уверен в этом…

Он как бы давал клятву самому близкому человеку. А самое главное, верил в свои силы.

Презрев все соблазны столичной жизни, юноша с головой углубился в науку. За восемнадцать франков нанимает скромный уголок неподалеку от Лувра, бегает на лекции в несколько учебных заведений, а основное время просиживает в библиотеке.

Юному Ж. Шампольону очень повезло: его учителем в Париже охотно стал С. де Саси — тот, что публично капитулировал перед иероглифическими текстами, по его словам, «такими же недосягаемыми, как Ковчег Завета господня».

Сложны были чувства ученого во время встречи с юным Ж. Шампольоном, которого представил знаменитому профессору старший брат. С. де Саси сразу усмотрел в Ж. Шампольоне своего будущего грозного соперника, который наверняка не остановится ни перед какими трудностями. Ученый даже как-то нервозно воспринял работу «Египет при фараонах». Но он горячо, от души помогает гениальному юноше из Гренобля, передает ему свой опыт, свои знания. Первым делом под его руководством Ж. Шампольон быстро изучает санскрит, арабский и персидский — «итальянский язык Востока», как называет его С. де Саси.

Арабский Ж. Шампольон усваивает настолько, что у него меняется даже голос, «Я говорю, почти не двигая губами, и это, вероятно, еще более подчеркнуло мой от природы восточный облик», — пишет он брату. И одновременно просит его прислать «Китайскую грамматику» для того, чтобы рассеяться.

Затем Ж. Шампольон изучает зендский и пехлевийский языки. Но основное внимание уделяет коптскому. «… Я стал коптом настолько, что, к своему удовольствию, перевожу все, что мне придет в голову, — пишет он снова брату. — Я говорю по-коптски с самим собой, ибо другие меня не смогли бы понять…»

Так проходят три года ежедневного, упорного, титанического труда. Причем в тяжелых материальных условиях: если бы не старший брат, юный ученый умер бы от голода.

В девятнадцать лет Ж. Шампольон уже профессор истории в Гренобле. За Розеттский камень он еще ке берется: считает, что рановато. А пока что тщательно изучает и копирует другие египетские тексты. И делает важное открытие. До Ж. Шампольона считали, что египтяне имели два письма — иероглифическое и демотическое. Ж. Шампольон открыл третью разновидность письма древних египтян — иератическое. Теперь стало очевидным, что сначала в Древнем Египте появилась иероглифика, из нее развилась иератика, и уже потом было создано скорописное демотическое письмо, которое на две с половиной тысячи лет моложе иероглифического… Таков большой путь древнейшей письменности.