— Нет. На Манхэттене и на западном побережье.

— Тем не менее вы являетесь членом Озерного клуба?

— Да.

— И вы тоже участвовали в тех вечеринках, о которых мы только что говорили?

— Да.

— Как это получилось?

— Мой отец, Патрик О'Мэлли, играл в клубе большую роль. После его смерти членство перешло ко мне.

— Он тоже принимал участие в описанных вами развлечениях?

— Да.

— То есть спал с молоденькими девушками?

— Да.

— У Патрика О'Мэлли были отношения с Мэгги Брэдфорд?

— На протяжении нескольких месяцев. Может быть, пары лет.

— У вас есть сводный брат?

— Да. Они жили вместе.

— Можете ли вы сказать, что Патрик О'Мэлли и Мэгги Брэдфорд были влюблены?

— Мой отец говорил, что да.

— Тем не менее он не отказался от членства в Озерном клубе?

— Нет.

— И не перестал спать с девушками?

— Об этом мне ничего не известно.

— Знала ли миссис Брэдфорд о ночных развлечениях в клубе и о том, что Патрик О'Мэлли участвовал в них?

— Да.

— Откуда вы это знаете?

— У нее были фотографии моего отца по крайней мере с двумя девушками.

— Вот как? У нее были фотографии?

— Я нашел их в ее спальне. В их спальне. Уже после смерти отца. Помогал собирать его бумаги. На этих фотографиях...

— Спасибо, но нам не нужны подробности. По крайней мере сейчас. Что думала миссис Брэдфорд по поводу этих снимков?

— Не знаю. Она мне не говорила.

— А что вы о них думали?

— Для сына всегда шок, когда он видит отца в такой ситуации.

— Разумеется. Однако вы не удивились?

— Нет.

— А теперь скажите, мистер О'Мэлли, как умер ваш отец?

— Не знаю.

— Не знаете? Разве такое возможно?

— Он умер на яхте. Причина, как предполагают, сердечный приступ.

— Как предполагают? Он находился на яхте один?

— Нет. С ним была миссис Брэдфорд.

— И больше никого?

— Больше никого. Яхту нашла береговая охрана. Миссис Брэдфорд рассказала им, как он умер.

— И ей поверили?

— Очевидно.

— Скажите, мистер О'Мэлли, вы были знакомы с Уиллом Шеппардом?

— Да.

— Можете ли вы сказать, что состояли с ним в дружеских отношениях?

— Мы общались.

— Вы вели с ним какие-то дела?

— Да.

— Ага. Уилл Шеппард был членом Озерного клуба?

— Да.

— И участвовал в развлечениях?

— Да. Определенно.

— Знала ли об этом Мэгги Брэдфорд?

Питер О'Мэлли ответил не сразу. Он помялся, переменил позу, потом посмотрел на меня. В упор.

— Да, знала. Возможно, именно поэтому она его и убила.

Как я уже сказала, моя защита выдвинула сотню возражений, но я услышала то, что услышала. Несомненно, это услышали и присяжные. Вот так проходил суд, на котором я проигрывала, теряя все, что любила, все, что было мне дорого.

В тот же вечер, после обеда, ко мне пришла Норма Брин. Она приходила часто, и я радовалась ее посещениям, вносившим некоторое разнообразие в мою тюремную жизнь. Мы были примерно одного возраста, выросли в примерно одинаковых условиях и хорошо понимали друг друга.

— Мэгги, мне неприятно это говорить, но я не в восторге от твоих песен, — заявила она с порога вместо того, чтобы сказать «привет».

— Ну ты и дрянь, — улыбнувшись, ответила я. Норма стала моей подругой, и только ей удавалось меня рассмешить.

— Нет, дрянь ты. Не хочешь помогать мне в работе, которая, между прочим, состоит в том, чтобы вытащить тебя из этого зверинца.

Я продолжала улыбаться, хотя тема была не из веселых. Но ведь нельзя же хмуриться и оставаться серьезным несколько недель кряду.

— Не хотелось бы тебя огорчать, но мне не нравится, как ты делаешь свою работу, — сказала я.

— А что? По-твоему, слишком круто, да? Надо сбавить обороты?

Я протянула руку к ее руке. Норма была одинока и свободна, но, возможно, из-за двадцати фунтов лишнего веса мужчины пропускали ее мимо своего внимания. Что ж, это их ошибка. Большая ошибка.

— Что у тебя сегодня? — спросила я, потому что она каждый раз приносила что-то новенькое.

— Хочу попытаться убедить тебя прекратить дурацкую игру в мученицу. Лично мне мать Тереза никогда не нравилась. Послушай, Мэгги, перестань изображать из себя страдалицу.

— Я и есть страдалица. Всегда ею была, с самого детства. Иначе за что бы меня любили? Тут уж ничего не поделаешь.

Норма похлопала меня по руке. Довольно сильно.

— Я люблю тебя, Мэгги. Сама не знаю, как это получилось. И я не одинока в этом чувстве — тебя любят многие. Невероятно, но факт, такой уж ты человек, что не любить тебя невозможно.

Я горько усмехнулась:

— Все меня любят, кроме мужей.

— Ну да, встретились тебе два мерзавца, так что теперь, всю жизнь изображать мученицу? Ты говоришь, ничего не поделаешь? А я скажу иначе: ты, Мэгги, только ты сама можешь себе помочь.

Я вздохнула. Мне было понятно, куда она клонит. О том же постоянно твердили Барри и Натан, но в исполнении Нормы это звучало по-другому.

— Не могу. Пойми, не могу. Может быть, стоило бы попробовать, но... Не хочу, чтобы Дженни давала показания.

— Можешь, — убежденно сказала Норма и вдруг совершенно неожиданно расплакалась.

Я впервые видела, чтобы она давала волю чувствам, — раньше такое казалось невероятным. Я впервые увидела ее слезы и сама, потянувшись к ней, зашмыгала носом.

Какое-то время мы просто сидели, давясь рыданиями, как две старые дуры.