Суд шел. Очень-очень медленно. День за днем, неделя за неделей. Нудно, утомительно.

После того как на двадцатый день завершились показания свидетелей, Барри и Натан навестили меня в тюрьме. Мне совсем не хотелось их видеть.

Я знала, зачем они пришли — надавить на меня, добиться объяснений, алиби, получить то, чего я не могла им дать.

— Расскажи, что ты знаешь о Палмере, — попросил однажды Барри, когда мы сидели в комнате для свиданий.

Вопрос в некоторой степени застиг меня врасплох. Странное начало разговора. При чем здесь Палмер Шеппард?

— А что рассказывать? Брат Уилла, вот и все. Они практически не поддерживали отношений. Я видела его всего-то раза два. Он выразил мне соболезнования... на свадьбе.

— Ты не знаешь, он был близок со своими тетями?

— По-моему, не так близок, как Уилл.

Должно быть, что-то в моем ответе привлекло их внимание, потому что Барри сразу взглянул на меня, и глаза у него стали грустные.

— Значит, тебе известно о Вэнни и Уилле? Почему же ты ничего не сказала нам? Почему нам приходится вытягивать такие факты из Палмера Шеппарда?

Злость копилась слишком долго, и, пожалуй, пришла пора немного спустить пар.

— Я ничего не знаю, хотя, признаюсь, о чем-то догадывалась. Барри, чего вы от меня добиваетесь?

Он посмотрел на меня твердо, не отводя глаз:

— Нам нужно знать правду, Мэгги. Она бывала в твоем доме? Я говорю о Вэнни.

— Только один раз. — Я вздохнула, вспомнив день, когда это случилось. — На нашей свадьбе. Очень красивая женщина, младшая сестра его матери. Ты ведь и сам там был Барри. Ты тоже ее видел. Уилл так и не смирился с тем, что мать бросила его в детстве.

— Да уж! — воскликнул Натан. — Он приводил в дом других женщин? Таких, кого вы не знали?

— Никогда. Да я бы и не позволила.

— Тогда еще один вопрос, Мэгги, — сказал после паузы Натан. — Вы никогда не замечали за Уиллом никаких странностей? Были ли случаи, когда он позволял себе непозволительное? И помните, Мэгги, вы должны доверять нам. Никаких секретов быть не может. Момент слишком ответственный. Мы обязаны знать все, что может знать сторона обвинения.

Если я и колебалась с ответом, то всего лишь мгновение. Мне не нравилось то, какое направление принял наш разговор.

— Нет. Мне нечего вам сказать. И с какой стати я буду о чем-то умалчивать?

Барри покачал головой:

— Ты лжешь нам, Мэгги. Черт бы тебя побрал! Ты разбиваешь мне сердце.

— Клянусь, что... — прошептала я.

Да, конечно, я лгала. Всегда говорила правду, но...

— Кто?!

Барри повысил голос. Раньше он никогда не кричал на меня. И таким злым я тоже никогда его не видела. У него даже выступили вены на лбу и шее.

— Пожалуйста! Барри, не надо! Не заставляй меня... Его лицо стало вдруг почти белым. Барри закрыл и медленно открыл глаза. Перевел дыхание.

— Ну конечно...

Впервые я увидела слезы в его глазах. Барри посмотрел на меня с такой нежностью и жалостью, что я поняла — сердца рвутся у нас обоих.

— О Боже... конечно. Уилл и Дженни, да? Он пытался добраться до нее?

Я поднялась и позвала охранника.

— Отведите меня в камеру. Сейчас же отведите меня в камеру!

Мы ушли. Я не сказала им больше ни слова. Потому что не могла и не хотела втягивать дочь во все это.

— Обвинение вызывает Питера О'Мэлли.

Услышав эти слова, громко произнесенные в зале открытых заседаний, я побледнела. Вообще-то чувство постоянного беспокойства и страха уже становилось чем-то привычным. Шел двадцать девятый день слушаний, и хорошего за это время было совсем мало.

Вопреки настойчивым возражениям защиты судья Сассман все же разрешил Нижински предъявить свидетельство о смерти Филиппа Брэдфорда. Теперь окружной прокурор пытался разыграть очередную карту, которой стала для него смерть Патрика О'Мэлли.

Никакой особенной для себя выгоды он извлечь не мог — разве что намекнуть на мою ответственность, бросить на меня тень подозрения. Но я знала, что именно этого и добивался Питер. Бросить тень, оживить старые слухи, досадить мне.

Странно, но судья распорядился очистить зал от зрителей. Питер дал согласие выступить с показаниями, но только при условии, что заседание будет закрытым. Уж не знаю, как его адвокату удалось убедить судью пойти навстречу требованию свидетеля.

Я ничего не понимала. Почему и от кого надо защищать Питера? Но вскоре многое прояснилось.

Выступление О'Мэлли-младшего заняло, казалось, вечность — мои защитники выдвинули не менее сотни возражений, — но суть его сводилась к следующему.

— Мистер О'Мэлли, вы являетесь членом учреждения, называемого Озерный клуб?

— Да.

— Этот клуб расположен в Бедфорд-Хиллз? Неподалеку от Гринбрайер-роуд?

— Верно.

— Сколько человек являются его членами?

— Около пятисот.

— И чем они занимаются? Гольф, теннис, плавание, обеды и танцы по вечерам?

— Да.

— Но при этом клуб предоставляет и кое-что еще, не так ли?

— Существуют дополнительные услуги. Для отдельных членов.

— То есть эти дополнительные услуги доступны не всем членам, а только избранным?

— Можно и так сказать.

— Вы входите в число этих избранных?

— Входил.

— Кто еще?

— Не называя имен, скажу так: это все известные люди.

— И какие же услуги предоставляет им клуб?

— По большей части обеспечивает место для встреч. Условия для обсуждения различных вопросов, в том числе финансовых.

— А после встреч?

— Э... развлечения. Не всегда, но иногда.

— Понятно. Какого рода развлечения? Вы можете их охарактеризовать?

— В основном развлечения сексуального плана.

— Уточните, пожалуйста.

— Клуб поставляет девушек или, если требуется, молодых парней.

— Проституток?

— Я бы не назвал их проститутками.

— Их задача — развлекать членов клуба, и они получают плату за свои услуги?

— Да.

— 'Как розу ты ни назови...' М-да. Скажите, мистер О'Мэлли, вы живете в Бедфорд-Хиллз?