понимаешь в маскарадах. А значит, не имеешь права голоса в данном вопросе.
Дженни закатила глаза.
— И кого же ты собираешься изображать? Пожалуйста, скажи. Не оставляй меня в таком жутком неведении.
— Королеву времен Людовика Четырнадцатого. А кого же еще?
Дженни прыснула со смеху, свалилась на ковер и прокатилась по комнате.
— Не знаю насчет королевы, но, по-моему, ты больше похожа на стриптизершу. Извини, извини. Шучу.
— Да уж, так будет лучше.
Я тоже рассмеялась.
Какая разница, как я выгляжу, если все происходит во сне? Ведь наяву такого просто не может быть.
Все было слишком хорошо, и я была слишком счастлива.
Глава 23
Это было совершенно не в моем духе. И потому так прекрасно.
Бал-маскарад проходил в доме лорда Тревелина — четырехэтажном особняке, освещенном мощными прожекторами, установленными на крышах ближайших зданий.
Одновременно со мной на стоянку въехало черное такси, из которого вывалилась шумная группа, изображающая литературный кружок Блумсбери. На женщинах были панталоны, суфражистские блузки и длинные, пышные юбки; в руках они держали запыленные книжки и корзиночки с цветами. Дженни бы это понравилось.
Войдя вместе с «суфражистками» в зал, я обнаружила по меньшей мере человек двести гостей в костюмах всех веков и народов. Все пили шампанское — мне тоже подали бокал — и весело болтали.
Толпа притихла, когда протрубила труба. По ступенькам, ведущим в главный зал, где собралась основная часть гостей, спускалась — кто бы вы думали? — сама королева Елизавета 1! Украшенная рубинами и сапфирами корона сияла в ярком электрическом свете; платье, расшитое жемчугом, было достойно настоящей королевы.
Это ведь сон, правда? Хотя и прекрасный сон.
Королевой была, конечно, леди Тревелин, наша хозяйка.
— Обед подан, — провозгласил дворецкий, и мы перешли в великолепную столовую, где нас ждали лосось и салаты, фрукты, сыры и птифуры.
По прошествии примерно часа леди Тревелин поднялась и сделала знак двум ливрейным лакеям, которые распахнули двери в просторный танцевальный зал.
Грянула музыка.
Через какое-то время ко мне подошел незнакомый мужчина. Я отвернулась и попыталась отступить, но кругом стояли люди.
Незнакомец был во всем черном, с капюшоном на голове. Лицо закрывала маска, так что я видела только глаза. Чудесные глаза. Что-то шевельнулось во мне. Странно.
— Вы — Мэгги Брэдфорд, — сказал он. — Пожалуйста, отдайте мне свои драгоценности, или мне придется украсть их.
— У вас преимущество, — ответила я. — Вы знаете мое имя, но я не знаю, кто вы.
Он поклонился и, взяв мою руку, поднес ее к губам.
— Я — Раффлз, знаменитый вор. К вашим услугам. И я, пожалуй, возьму ваше сердце, а не драгоценности.
Я не могла отвести от него взгляд.
— Тогда позвольте и мне увидеть ваше лицо. Не могу же я отдать свое сердце неизвестно кому.
Он вел себя как-то странно. Многие мужчины пытались соблазнить меня после того, как я стала кем-то, добилась известности, но здесь ко мне применили новый подход.
«И я, пожалуй, возьму ваше сердце, а не драгоценности».
Незнакомец снова поклонился и одним движением снял капюшон и маску.
Передо мной стоял, говорю это без всякого преувеличения, самый красивый из всех мужчин, каких я когда-либо видела. Длинные светло-русые волосы падают на плечи, зеленые глаза лучатся светом. В голове у меня зазвучала музыка. Судя по смуглой коже, он много времени проводил под открытым небом, но морщины пощадили лицо, которое оставалось по-юношески гладким. Улыбка приоткрыла идеально ровные белые зубы.
— Раффлз? Неужели? А как вас называют при свете дня?
— Уилл. Уилл Шеппард.
Он отступил на шаг, вероятно, желая насладиться произведенным эффектом.
Никакого эффекта. Его имя не говорило мне абсолютно ничего. Я никогда его не слышала.
— Очень приятно. — От меня не укрылся некоторый акцент. — Вы американец?
— Родился в Америке. Большую часть жизни провел в Англии. Что касается акцента, то мне не хотелось, чтобы меня принимали за англичанина. Я, знаете ли, бываю иногда довольно упрямым. Точнее, почти всегда.
— И чем же вы занимаетесь, мистер Шеппард? Когда не похищаете драгоценности?
Его улыбка стала еще шире.
— Боюсь вас разочаровать, но я играю в футбол. У вас это называется соккер. Вы могли бы посмотреть, как я играю.
— С удовольствием. Когда-нибудь. Хотя, должна предупредить, я не большая поклонница спорта.
— Зато я ваш стойкий и преданный поклонник. Мне нравятся ваши песни. Особенно слова. — Он вдруг взял меня за руку. — Я постоянно слушаю вашу музыку, Мэгги Брэдфорд, и хочу, чтобы сегодня вечером вы поехали со мной. Я говорю правду. Мы будем заниматься любовью. Давайте уйдем отсюда. Вы ведь тоже этого хотите.
Как он посмел сказать мне такое? Как мог... «Вы ведь тоже этого хотите».
— Как вы смеете подобным образом разговаривать со мной! — крикнула я, перекрывая звучащую в зале музыку.
Я ударила его по лицу. Сильно. Наотмашь.
Он отступил, похоже, удивленный. Мой крик, должно быть, долетел до музыкантов, потому что они остановились, не доиграв мелодию. Все повернулись и уставились на нас.
Мне было наплевать — пусть смотрят! Его прикосновение — прикосновение Филиппа, его слова — слова Филиппа.
— Если вы действительно слушали мои песни, то должны были понять, что я думаю о таких, как вы. — Голос мой дрожал, меня трясло. — Вы испортили мне вечер. Мне совершенно безразлично, кто вы такой, пусть даже лучшим в мире футболист. Для меня вы — заурядная мразь, дрянь, и если вы еще хоть раз осмелитесь заговорить со мной, я... — убью вас, едва не сорвалось у меня с языка.
Он уже повернулся и направился к выходу, поэтому я не закончила. Он шел размеренным шагом, высоко держа голову, по-мужски твердо, провожаемый взглядами всех присутствующих.
Я застыла на месте, стараясь совладать со смущением, отвращением и гневом. Снова заиграла музыка, и гости обратились к танцам. Леди Тревелин подошла ко мне и погладила по руке.
— Извините, — сдерживая слезы, пробормотала я. — Мне очень жаль, что так случилось. Я вовсе не собиралась устраивать сцену, но... извините.
— Даже и не думайте, — с улыбкой сказала она. — Уилл Шеппард получил по заслугам, и в этом зале нет женщины, которая не аплодировала бы вам сейчас. Это, конечно, не значит, что они не готовы при первой возможности запрыгнуть к нему в постель. Но в любом случае мы все благодарны вам.
Книга вторая
Затишье перед бурей
Глава 24
На то судебное заседание меня повезли утром. Не помню, каким по счету оно было, но помню, что одним из самых ранних. Выход за пределы камеры всегда приятен, пусть даже только для того, чтобы прокатиться от тюрьмы до здания суда и обратно.