человечества. Хорошо бы.

«Да, хорошо, – отозвался внутренний голос. – Просто здорово. Только так не бывает, чтобы без бомб, без угрозы. Ведь это жизнь, а не сказка. А у жизни, между прочим, всегда плохой конец. Сам знаешь, какой».

Уставившийся в пространство Бондарь машинально кивнул. Он знал. Он был уязвимым и смертным, как, впрочем, и все прочие. Без исключений.

Самолет провалился сквозь последний слой облаков, и за иллюминаторами возник дальневосточный ландшафт, освещенный диском солнца, зависшим над изумрудными сопками. По яркости изображение превосходило переводные картинки, памятные любому, чье детство прошло в наивных семидесятых годах XX века.

Берега полуострова, на котором раскинулся Владивосток, были изрезаны бесчисленными бухтами и заливами, образующими что-то вроде причудливого кружевного узора. Растянувшийся километров на тридцать в длину, полуостров кинжалом вонзался в выпуклую, лоснящуюся тушу моря, подернутую мелкими складками волн. Город на южной оконечности мыса напоминал ракушечное ожерелье, рассыпавшееся по скалистым карнизам. Некоторые разноцветные бусины закатились прямо в море: это были острова, отчасти обжитые людьми, отчасти занятые шумными птичьими базарами. Совершив торжественный облет Владивостока, лайнер сделал плавный разворот и двинулся в обратном направлении, заходя на посадочную полосу города Артема.

Из-за китайца, прижавшегося и без того приплюснутым носом к стеклу иллюминатора, Бондарь почти не видел расстилающегося внизу пейзажа, но зато эрудированный мальчик со взрослой прической поделился с ним некоторыми фактами о Владивостоке. К моменту посадки Бондарь знал, что до города около часа езды, что проживает там свыше 700 тысяч человек, что он считается столицей Приморья и что владивостокский порт – самый крупный незамерзающий порт на всем Тихоокеанском побережье России, оправдывая свое громкое название: Властелин Востока.

К сожалению, все эти и другие историко-географические сведения ни на микрон не приближали Бондаря к цели прилета. Подчеркнуто-вежливо распрощавшись с маленьким попутчиком, капитан прихватил с багажной полки сумку, влился в поток пассажиров и спустился по трапу. После девяти часов, проведенных без сигареты во рту, дальневосточный воздух казался восхитительно свежим. Впечатление не портил даже запах жареной рыбы, примешивающийся к прочим ароматам.

Выбравшись на площадь перед аэровокзалом и как следует надышавшись полной грудью, Бондарь все же не смог отказать себе в удовольствии закурить, восполняя снизившееся содержание никотина в крови. Занятый этой нехитрой процедурой, капитан снова не обратил внимания на женщину в черном парике и в пальто с поднятым воротником. Прошмыгнув мимо, она уселась в поджидавший ее автомобиль с тонированными стеклами и превратилась в невидимку. Под ее пристальным взглядом Бондарь не спеша докурил сигарету до фильтра, забросил сумку на плечо и отправился искать транспорт до Владивостока. Несколько раз его атаковали таксисты, самоотверженные, как летчики, идущие на таран, но, услышав расценки, Бондарь решительно отверг все заманчивые предложения прокатиться с ветерком. Уж лучше без ветерка, но и без существенной бреши в командировочном бюджете, рассудил он.

На замызганной автобусной остановке, куда он явился, людей было раз, два и обчелся. Поначалу Бондаря удивило такое пренебрежение народа к возможности добраться до Владивостока всего за пятерку, но вскоре выяснилось, что дело не в снобизме и не в состоятельности местных граждан. Просто автобус ходил без расписания, примерно с полуторачасовыми интервалами, а то и вовсе не ходил, если водители похмелялись или ремонтировались.

– Такие дела, блянахль, – философски сказал сальноволосый отрок, к которому Бондарь обратился за разъяснениями. – То ездиют, блянахль, то не ездиют.

Несмотря на явно не первую бутылку пива, к которой то и дело прикладывался отрок, выражение его лица было вполне осмысленным, а потому Бондарь решился продолжить беседу.

– Как насчет маршруток? – поинтересовался капитан.

– Эти мотаются, – ответил отрок. Ненадолго задумавшись, присовокупил к сказанному: – Сотка, блянахль.

– До гостиницы доеду?

– До жэ-дэ доедешь. Если везучий.

– А потом?

– Гостиниц во Владике валом, – произнес отрок и принялся многозначительно рассматривать бутылку на свет. – Выбирай любую, блянахль. С финансами как? Есть финансы?

– Держи. – Бондарь сунул ему двадцатку.

– Вообще-то я не про то, но все равно сэнк ю. – Отрок бережно спрятал деньги в карман и подробно объяснил, как добраться до самой большой в Приморском крае гостиницы «Владивосток». По его словам, цены и условия проживания там были божеские. – От вокзала десять минут ходу, – говорил он, – море под боком, забегаловки, блянахль. Короче, вали прямо туда, не пожалеешь.

– Благодарю за информацию, будь здоров, – сказал Бондарь и направился к скоплению разноцветных микроавтобусов. Ему стоило немалых усилий не произнести на прощание колоритное выражение «блянахль», вертевшееся на языке, но он лишь плотней стиснул зубы. Вполне уместное действие для мужчины, вынужденного ограничивать себя в куреве и выпивке.

При выезде из аэропорта бросилось в глаза, что шлагбаум сделан в расчете на автомобили с правым рулем. Присмотревшись, Бондарь обнаружил, что маршрутку окружают преимущественно японские машины, среди которых преобладали прямоугольные «Тойоты». Отечественные грузовики, «копейки» и «Волги» попадались на пути значительно реже. Обратил Бондарь внимание и на то, что среди пешеходов много субъектов азиатской наружности, а магазинчики в придорожных поселках носят «иностранные» названия: «У Макса», «У моста», «У перекрестка».

«У черта на куличках», – раздраженно подумал Бондарь, трясясь на заднем сиденье раздолбанного микроавтобуса, рассчитанного на перевозку корейских или японских детишек, но никак не взрослых людей, набившихся в салон. При всей своей живописности шоссе, петляющее между сопками, было разбито, как прифронтовая дорога. Маршрутка то подпрыгивала на ухабах, то проваливалась в рытвины, нещадно скрежеща всеми своими изношенными деталями. Пассажиры ухали, охали, ахали. Самые невыдержанные материли шофера, который обращал на них внимания не больше, чем на разливы бурых луж, то и дело попадающихся по пути. Заляпанные грязью окошки нагоняли тоску и желание повидаться с местным губернатором. Уж Бондарь бы нашел, что сказать этому дальневосточному хрену, и словечко «блянахль» было бы самым мягким в его гневной тираде. Хотя о чем можно говорить с типами, откровенно плюющими на сотни тысяч подвластных им граждан? Бондарю вспомнился чеченский боевик по прозвищу Чака, которого однажды пришлось протащить на аркане по проселочной дороге, вспомнилось, как Чака выглядел после такого путешествия, и он с удовольствием представил себе губернатора на месте бандита. Трасса Артем – Владивосток подходила для воспитательных мероприятий как нельзя лучше. Так называемая трасса. Находящаяся в ведении так называемых властей. Что касается городских магистралей, то после автопробега из аэропорта они показались Бондарю вполне приемлемыми. Выйдя на площади перед железнодорожным вокзалом, капитан спросил первого встречного, как пройти к гостинице «Владивосток», и зашагал в указанном направлении. Кататься на местных микроавтобусах больше не тянуло. Даже курить не хотелось. Есть – тем более.

В общем и целом город производил приятное впечатление. То и дело по пути попадались такие солидные, такие пузатые дореволюционные особнячки, что, казалось, вот-вот из окошка выглянет бородатый купец с зализанными на прямой пробор волосьями и с блюдцем дымящегося чая на растопыренных пальцах. Золотые петушки на крышах, гипсовые львы у подъездов и бесчисленные мемориальные доски отлично уживались с рекламными щитами, кучами мусора и ларьками, набитыми под завязку всякой заморской всячиной.

Напротив гостиницы Бондарь задержался, привлеченный толчеей и шумихой возле какого-то псевдоантичного портика с колоннами. Здесь митинговали. Сыр-бор разгорелся из-за оскверненного флага Владивостока, развевающегося над сооружением. Неизвестный художник пририсовал геральдическому тигру