Хрущева эта кроха перевезла более 75 миллионов пассажиров, но табличка на смотровой площадке утверждала так, и не было оснований ей не верить. Любуясь видом на крутолобые темные сопки, припавшие к морю, Бондарь неспешно потягивал сигаретный дым и прислушивался к басовитым рыканьям парохода, звучавшим хрипло, как кашель простуженного боцмана. Потом в ночи разнесся хрустально-чистый, высокий перезвон корабельной рынды. Было ровно одиннадцать часов ночи. Швырнув окурок в урну, Бондарь заспешил к вагончику фуникулера. В этот момент он чувствовал себя обыкновенным туристом, мечтающим о том моменте, когда его голова соприкоснется со свежей наволочкой подушки. «Мечтай, мечтай, – ухмылялась судьба-злодейка. – Надежды не только юношей питают».

Такой грубой работы от неизвестных соглядатаев Бондарь не ожидал. Сумку не просто досмотрели – в ней рылись. Остальные вещи тоже лежали не на своих местах. Сдвинул ли их кто-нибудь из обслуживающего персонала или это была демонстративная акция? Может быть, Бондарю просто давали понять, что он находится под колпаком? Хорошенькое начало. Многообещающее.

Принюхавшись, Бондарь пожалел, что оставил окно номера открытым настежь. Ему мерещился запах смутно знакомой парфюмерии, но полагаться на обоняние было нельзя. Как-никак заядлый курильщик с многолетним стажем. Изображать из себя ищейку бессмысленно. Зато…

Развернувшись на каблуках, Бондарь направился в ванную комнату. Никакая горничная не станет изучать дешевый бритвенный станок. Если контрольная волосинка на месте, то обыск автоматически списывается на гостиничную обслугу. Если бритву развинчивали, то это дело рук профессионалов.

Долго гадать не пришлось. Через полминуты Бондарь облегченно хмыкнул и положил станок на стеклянную полочку. Опасения оказались преждевременными. Ни к бритве, ни к зубной пасте никто за время отсутствия владельца не прикасался.

Прежде чем принять прохладный душ на сон грядущий, Бондарь внимательно осмотрел себя в зеркало. Даже кратковременное воздержание от спиртного пошло ему на пользу. Еще вчера глаза смотрели мрачно и тускло, а теперь в них появился прежний блеск. Лицо было слегка осунувшимся, но не изможденным. Жизнь налаживалась.

Подмигнув своему отражению, Бондарь разделся и открутил оба крана, регулируя температуру воды. Громыхание струи, ударившей в дно ванной, заглушило слабый шорох в покинутом номере.

Из-под кровати выбралась по-кошачьи гибкая человеческая фигура и, бесшумно ступая по ковровому покрытию, прокралась к открытой двери.

Бондарь включил душ, отчего гулкий шум водяной струи сменился шипением и плеском. Перенес левую ногу через бортик ванны. Неприятное ощущение чужого пристального взгляда заставило его оглянуться. Черная фигура, застывшая в дверном проеме, пришла в движение. Бондарь увидел рифленую подошву кроссовки, летящей прямо в лицо, но не успел ни заслониться, ни увернуться.

Бац! Ослепительная вспышка в мозгу помешала Бондарю разглядеть, с кем он имеет дело. Выверенный удар в правую скулу швырнул капитана на кафельную стену. Неудобная поза, в которой он стоял в момент нападения, не позволила занять оборонительную позицию. Страдая от ощущения своей беспомощности и наготы, Бондарь упал на одно колено. Он еще пытался сохранить равновесие, когда мощный удар в висок опрокинул его навзничь. Потревоженный душевой шланг свился в никелированную петлю, разогнулся, выбросил вверх холодный водяной хвост.

Последующие действия Бондаря были стремительными и автоматическими. Лежа в ванной, он схватил смеситель душа и направил струю в лицо нападающему. Тот как раз занес ногу, чтобы завершить начатое последним оглушающим ударом стопы в темя. Воспользовавшись этим, Бондарь протянул вперед правую руку и вцепился в промежность противника. Пальцы скользнули по ткани вхолостую, не обнаружив мошонки, в которую можно было бы вцепиться. Однако черная фигура нападающего моментально утратила инициативу. Издав приглушенный стон, она отпрянула к дверному проему.

Перемахнув через чугунный бортик, Бондарь настиг нападавшего и занес кулак, готовясь отквитаться за поражение. Удар не состоялся. Машинально пристукнув по двери, Бондарь недоверчиво спросил:

– Ты?

– Я, – послышалось в ответ.

– Ну ты даешь, мисс…

Бондарь сплюнул в умывальник кровь и недоверчиво покачал головой. Перед ним стояла американка Лиззи Браво, с которой он близко сошелся во время прошлогодней командировки в Грузию. Тогда она числилась стажером ЦРУ и намеревалась подать в отставку. По прошествии нескольких месяцев неожиданно возникла во Владивостоке и едва не прикончила того, кому клялась в вечной любви.

– Врезать бы тебе, – буркнул Бондарь, ощупывая ноющую челюсть. – Свихнулась, что ли? Откуда ты взялась? Что тебе надо?

– Похудел как, – совсем по-бабьи посетовала Лиззи. – Щеки запали, живот втянулся.

Когда она то ли цокнула языком, то ли чмокнула губами, опомнившийся Бондарь схватил полотенце и обмотал им бедра. Неловко было ему торчать в чем мать родила в присутствии женщины, пусть даже видавшей его в таком виде. Тем более, что сама Лиззи была затянута в черное трико до горла, а лицо ее скрывала такая же черная, блестящая от влаги, маска. Сначала Бондарь узнал американку по глазам, сверкающим в двух круглых прорезях. Теперь обратил внимание на характерную линию рта, который тоже был на виду. Из-за выпяченной нижней губы казалось, что Лиззи готовится наградить старого знакомого пылким поцелуем. Бондарю такой исход встречи представлялся маловероятным. Судя по началу, американка охотнее всего вцепилась бы ему зубами в горло.

– Ты работаешь ногами лихо, как прежде, – примирительно произнес он. – Помнишь, как к тебе привязались те горячие грузинские кавалеры из джипа? Здорово ты их отметелила. Мне даже не пришлось вмешиваться.

– От-ме-те-ли-ла? – переспросила Лиззи, стаскивая мокрую маскарадную маску. – Something new. Что-то новенькое.

Бондарь переступил с ноги на ногу:

– Избила.

– А, задала жару, да. Помню. Я все помню, Женя. До мелочей.

– Дерешься, как прежде, – заметил нахмурившийся Бондарь, – а говоришь по-русски во много раз лучше. Обширная практика?

Не ответив, американка занялась своими коротко стриженными волосами. Для начала вспушила примятую челку. Затем расправила пряди, зачесанные за маленькие аккуратные уши. Чем-то ее новая прическа напоминала стиль двадцатых годов прошлого века. Угар нэпа и джаза, подумал Бондарь и улыбнулся.

– Тебе смешно? – От негодования ноздри Лиззи раздулись, а соски встопорщились под эластичной тканью трико. – Интересно, в чем ты видишь повод для веселья?

– Ты похожа на гимнастку, провалившую показательную программу, – сказал Бондарь. – Безупречная фигура и злое-презлое личико.

– У меня не личико! У меня лицо!

– И очень симпатичное.

– Спасибо, что наконец обнаружил это.

– Заметил, – поправил Бондарь. – Иностранцы часто выдают себя не произношением, а неправильным применением слов.

Лиззи криво улыбнулась:

– Возможно. Но знал бы ты, сколько времени и сил я потратила на совреш… со-вер– шенст…

– Совершенствование, – подсказал Бондарь.

– Да, со-вер-шен-ство-ва-ни-е, – согласилась Лиззи, – русского языка.

– Зачем?

– Чтобы вернуться сюда.

– Полюбила Россию?

– Тебя полюбила, Женя, – возразила Лиззи. – Но это было прежде. Теперь, – она взялась за сережку и придавила ее пальцами. – Теперь я тебя не-на-в-ижу.

Это Бондарь и без слов понял. Потому что через секунду после подозрительных манипуляций с серьгой в ухе дверь номера распахнулась, и в тесной прихожей возникли два незнакомца с пистолетами в руках.