– Вот и полезай за штурвал, – подтолкнул его Громов к вертолету. – Преподашь мне краткие курсы вождения. Справишься?
– Я-то справлюсь, – уныло пробормотал пилот и умолк.
– Хочешь сказать, что
Заглянув в устремленные на него глаза, пилот помотал головой:
– Нет. Я ничего не хочу сказать.
– Тогда делай, что велено. – Громов хлопнул его по плечу. – Не волнуйся, я способный ученик. Мне нужно только кое-что освежить в памяти, вот и все.
И хотя он ободряюще усмехнулся, пилот забрался внутрь вертолета с такой поспешностью, словно не без правой руки временно остался, а, наоборот, обзавелся дополнительной, третьей.
Осуществленная месть подобна наспех утоленному голоду. Стоило Громову перешагнуть через труп пулеметчика, как он потерял интерес и к нему, и к его соратникам, рыскающим по лесу. Теперь все его мысли занимал только захваченный вертолет. Отличная машина, мощная, быстроходная. И качество российских дорог на ее скоростные качества никак не влияет. В общем, настоящая находка.
Добираться из леса до оставленной в поселке «семерки» было далековато. Поездка на ней в Завидово заняла бы еще больше времени. Так что новый девиз Громова гласил: летайте вертолетами Минобороны – вы сэкономите время и деньги.
– Какая скорость у этого агрегата? – спросил он, с любопытством разглядывая кабину вертолета.
– До 280 километров в час, – доложил пилот.
Громов коснулся пальцем одного из трех пулевых отверстий, оставленных его револьвером в толстом органическом стекле, и решил, что прокатиться ему придется с ветерком, в полном смысле этого слова.
– Запасы горючего? – осведомился он.
– Перед самой посадкой в баке на 50 километров оставалось. Но есть еще один, запасной. Там в девять раз больше.
– Переключение автоматическое?
– Лучше воспользоваться вот этим тумблером. Так надежнее.
– Воспользуюсь, – пообещал Громов. – А теперь взлетай. И комментируй вслух каждое свое действие. Впрочем, если тебе вдруг захочется почесать нос, – добавил он иронично, – разрешаю сделать это молча.
Расчет на то, что шутка приободрит пилота и позволит ему немного расслабиться, не оправдался. Правда, тот засмеялся. Но таким натянутым и неестественным смехом, что вторить ему согласился бы только какой-нибудь душевнобольной.
Пожалев беднягу, Громов сделал еще одну попытку:
– Надеюсь, по инструкции не обязательно сидеть за штурвалом с расстегнутой ширинкой?
– Так пуговицы же! – воскликнул пилот с удрученным видом. – А у меня…
Опять он выставил свою распухшую правую руку, и опять пришлось отодвинуть ее на второй план.
– Ладно, действуй, ас, – сказал Громов, нахмурившись. – Про руку свою забудь. А то придется оторвать ее и зашвырнуть подальше, чтобы тебя не отвлекала.
Лицо у пилота сделалось озабоченным и совершенно серым.
– Включаю форсаж. – Он заговорил голосом прилежного ученика, сдающего самый трудный экзамен в своей жизни. – Начинаю подъем.
Оживленные последовательными щелчками тумблеров, загудели двигатели над головой. Заурчал за спиной редуктор. Приборная панель расцветилась зелеными и оранжевыми огоньками.
– Сейчас лопасти винта набирают обороты, – прокричал пилот.
– Это я понял, – кивнул Громов. – Дальше давай.
В кабине постепенно усиливался громкий свист. Когда он достиг постоянного уровня, земля под вертолетом мягко провалилась вниз.
– При взлете шаг лопастей увеличивается, – продолжал пилот. – Вот так, видите?.. А для спуска шаг нужно уменьшить.
– Ну-ка, прибавь скорость, ас.
– Пожалуйста.
В ответ на переключение тумблера взвыла турбина, выдавая предельное количество оборотов. Вертолет пушинкой устремился вперед и взмыл над лесом, где пилот заставил его ненадолго зависнуть.
– Теперь я попробую! – крикнул Громов.
– А может…
– У тебя только две руки, не забывай об этом. А язык вообще один.
– Передаю управление!
– Так-то лучше.
Громов в точности повторил все маневры, продемонстрированные ему пилотом, с той лишь разницей, что зависание получилось у него лишь с третьей попытки. Руки сами вспоминали или угадывали, что от них требуется. Но когда, совершив слишком резкий вираж, Громов едва не коснулся лопастями винта верхушек деревьев, пилот забеспокоился:
– Не так! Плавнее нужно.
– Показывай.
– Аккуратненько тянете штурвал влево, – пилот именно это и проделал, – изменяется наклон винта, и машина тоже поворачивает влево. Вправо… – Он исполнил поворот в противоположном направлении. – Понятно?
– Понятно. – Перехватив штурвал, Громов наклонил его от себя и удовлетворенно прокричал: – О, вспомнил! Это пикирование, верно?
– Ага! – опасливо подтвердил пилот. Когда до земли осталось всего ничего, он не выдержал и рванул штурвал на себя. – А это было кобирование, – сообщил он, отдуваясь. – Набор высоты.
– Пикирование мне нравится больше, – признался Громов.
– Я заметил, – кивнул пилот с вымученной улыбкой.
– Ладно, – сжалился над ним Громов. – Пикировать больше не будем. Показывай, как давать задний ход… И еще научи вокруг оси разворачиваться…
– Вот, смотрите…
Через десять минут Громов разошелся настолько, что едва не настиг сороку, припустившую над прогалиной. Птица вовремя нырнула в чащу. Правда, вертолет не повторил ее маневр лишь благодаря своевременному вмешательству пилота.
– Лихо, – признал он, когда вывел машину из пике.
– То ли еще будет! – громко пообещал Громов.
– Да?
Гримаса, появившаяся на сером лице пилота, выражала все что угодно, только не восторг.
Десантники слишком рано обнаружили подвох и повернули обратно. Вылови они бутылку с радиомаяком чуть ниже по течению, и все закончилось бы для них иначе. Да только в реальной жизни не существует сослагательных наклонений. Только «да», только «нет». Или – или.
– Вот и гости к нам пожаловали, – проворчал Громов, удерживая вертолет над прогалиной. – На свою беду.
– Вижу, – закручинился пилот. Его упавший голос совершенно потерялся в шуме двигателей.
Пятнистые фигурки, сгрудившиеся на опушке, были из той же немой оперы, что и он сам. Лишь жестами и мимикой они выказывали свое раздражение. Издали Громову показалось, что командир, призывно машущий руками, даже подпрыгнул на месте от нетерпения. Ему непременно хотелось лететь дальше.
– Вас генерал-майор Чреватых по мою душу прислал? – скучно осведомился Громов у пилота.
– Командующий округом? Вы что! Я его и в глаза никогда не видел. У меня командир один – мой лейтенант, бляха-муха.
– Бляха-муха?
– Вообще-то он Романюк.
– Романюк? – Громов поморщился. – Он, значит, твой бог и царь?