Теперь красоткой ее не назвал бы даже слепец.

— Никогда бы не подумал, что сварливость так быстро уродует женское лицо, — вздохнул варвар. — Боги, вы зря разгневались на эту несчастную женщину, я ведь уже и позабыл о ее наветах.

Он сделал несколько шагов, нагнулся и выдернул кинжал из царской глазницы. Нилам лежал, полуоткрыв рот, как будто силился что-то произнести напоследок.

— Не знаю, что ты там хотел сказать, но думаю это уже неважно, — заметил Конан.

Стена дома перед киммерийцем задрожала. Варвар отскочил. Камни, из которых она была сложена, раскрошились и поползли вниз. Со страшным грохотом дом обрушился, погребя под своими обломками тела безумного царя и старухи с тысячей косичек.

Конан двинулся прочь.

На краю рыночной площади бились мертвецы-мальчишки. Они яростно рвали зубами друг друга в клочья и играли отрубленными головами, словно мячом. Поодаль носились изувеченные трупы шакалов: отрезанные лапы стучали когтями по брусчатке, оторванные хвосты извивались, а головы клацали зубами, норовя вцепиться мертвым сорванцам в лодыжку.

По земле мелькнула быстрая тень. Затем другая. Конан поднял голову. Это Тысячи черных птиц опускалось на город. Шелест множества крыльев по звуку напоминал листопад в осеннем аквилонском лесу.

Черная стая прилетела за мертвецами и — и не собиралась улетать без добычи.

Птицы кружили в воздухе, некоторые пикировали вниз, чтобы отхватить сильным клювом кусок от валяющегося трупа. А мертвецы поднимались и пытались ловить птиц непослушными окоченевшими руками.

Пару терций Конан наблюдал за битвой мертвецов и птиц, потом ему это наскучило и он пошел прочь.

— Есть в хайборийском мире много вещей, которые я люблю гораздо больше, — рассуждал он, обращаясь к трупу шакала, который увязался за ним, и бежал рядом на отрубленных лапах, — это доброе вино, знойные красотки и звон золотых монет.

Шакал высовывал разложившийся язык и ничего не отвечал. Впрочем, будь он живым — вряд ли и тогда он смог бы оказаться достойным собеседником.

Улиц больше не было. Терен лежал в руинах.

Кое где шевелились мертвецы, пытаясь выкарабкаться из под упавших на них каменных плит. Но это им не удавалось, потому что бурное разложение тотчас превращало их тела в гниль, плоть отваливалась кусками, оставляя голые скелеты, которые в следующее мгновение распадались в прах. Сквозь обломки со скоростью летящих стрел прорастали деревья, вороша и раскалывая камни.

Две черные башни двух половин дворца провалились одновременно. Ушли в землю, как уходят в воду мачты тонущего корабля. Втянулись, словно чудовищные жвала Затха, заморийского Бога-Паука…

В городской стене, неподалеку от того места, где спускался Конан, появилась трещина. Она становилась все шире и шире, пока огромный кусок стены не рухнул, подняв тучу пыли. А когда пыль осела, Конан увидел лес. После грохота, запаха падали и искромсанных обломков стен было как-то странно видеть деревья, мирно покачивающиеся под легким морским ветерком.

Конан бросился к ним, мечом пролагая себе путь сквозь тучу черных птиц. Он ловко перепрыгивал через мгновенно растущие корни, уклонялся от веток, которые на глазах вытягивались из стволов, стремительно пробивающихся сквозь камни. Деревья всего за пару терций вырастали в человеческий рост, а через половину поворота клепсидры, они уже достигали небес, пронзая своими острыми ветками черных птиц, и возносили к небу наколотые на свои навершия человеческие трупы.

Наконец Конан вырвался за пределы города и еще долго мчался среди деревьев, увитых лианами. Остановился он только возле ручья. Несколько пестрых рыбок словно застыли в прозрачной воде, едва пошевеливая плавниками. Только сейчас Конан понял, как его мучит жажда. Погрузив лицо в воду, он принялся жадно глотать, чувствуя, как прохладная живительная влага разливается по всему телу. Открыв глаза, он увидел блестящие монетки капитана Гураба, и вспомнил о золоте, которое было в царском дворце: кубках и блюдах, птичьих клетках, диадемах, браслетах и перстнях.

Знал бы Гураб, какие сокровища скрывает Кабаний остров! Пожалуй, когда-нибудь стоит вернуться сюда, снарядив хороший корабль и набрав команду из отъявленных головорезов.

Подняв голову, Конан оглянулся. Развалины Терена уже поросли густым лесом. Невозможно было представить, что пару колоколов назад на этом месте стоял цветущий город.

Лес на развалинах продолжал расти. Камни покрывались мхом, лианы взбирались на стволы. Слишком быстро возносившиеся к небу деревья со скрипом обрушивались вниз, ломая молодняк и сухостой. Другие деревья поднимались на их месте, и в свою очередь умирали. Вскоре развалины были погребены под лесом и более ничто не напоминала о Терене и Круге Времен.

Рыбы способны видеть сквозь воду.

Жаль только, что они неспособны осмыслить увиденное и не умеют говорить. Иначе они смогли бы рассказать, как на закате из леса на берег вышел покрытый кровью черноволосый человек. Он брел, шатаясь, с трудом волоча за собой меч. Дойдя до полосы прибоя, он остановился, приподнял меч и воткнул его в песок.

Набежавшая волна, принесшая с собой нескольких мертвых мальков и полуживых раковин, забурлила вокруг него, шипя как закипающий котел. Она закружилась вокруг ног человека, смывая с него пыль и кровь. Но он будто бы не замечал этого. Его синие глаза смотрели вдаль. Туда, где у кромки окоема белел косой парус рыбацкого суденышка.

Солнце распласталось над горизонтом, как бычий глаз, выпавший из глазницы мертвого животного. Оно окрасило в багрянец поверхность воды и мазнуло пурпуром по белому парусу, мгновенно сделав его цвета крови. Улыбка осветила уставшее лицо человека, и он принялся заплетать жесткие черные волосы в косу, как это делают моряки, чтобы длинные волосы не мешали плыть.

Заплетая косу, он шаг за шагом входил в волу. Когда море достигло его бедер, он отпустил волосы и обернулся.

Эфес меча блестел в свете закатного солнца, словно золотой скипетр.

Это было все, что осталось от славного города Терена.