– А может, потому что ты самая нормальная, милая, любящая женщина из всех, кого я встречал в жизни. Я смотрел на тебя и детей… и как вы дружите с Монти, и как ты заботишься о ее Саймоне. Мне кажется, твоего тепла хватает на всех. Наверное, и мое сердце оттаяло рядом с тобой.
– Ты внутри больше не мертвый.
– И это здорово. Последнее время я действительно чувствую, что живу.
– Я рада, потому что жизнь – хорошая штука.
– И я не такой уж казанова.
– Я никогда так и не думала.
– Но это только благодаря тебе, Сэм. Ты понимаешь, что это твоя заслуга?
– Ничего подобного. – Она медленно покачала головой. – Причина в тебе самом. Именно ты решил, что быть живым гораздо лучше, чем бродить среди людей равнодушным призраком. Ты рискнул опустить защиту и впустил меня в свое сердце. И знаешь, Джек, я рада, что ты выбрал меня. Потому что… потому что я знаю, что ты достоин любви… А теперь скажи мне, ты будешь продолжать борьбу за пост сенатора?
– Думаю, да.
Он сжал ее руки.
– Я хочу спросить… хочу знать, почему ты решил, что хочешь стать сенатором? Ради чего?
Несколько долгих минут Толливер молча смотрел на свои руки, потом взглянул на Саманту, и губы его сложились в задумчивую улыбку.
– Не ради чего, а ради кого! Думаю, вы и будете моей мотивацией… и это будет очень сильная мотивация. Я хотел бы сделать это ради тебя и детей: Грега, Лили и Бена… если ты не против, конечно. И еще ради Монти и Саймона… и других детей и женщин… да и ради мужчин. Есть масса людей, чьи интересы нуждаются в защите.
– Ну вот, теперь я слышу слова человека, который действительно собирается стать сенатором.
– Значит, ты отдашь мне свой голос?
– Конечно! Я отдам тебе свой голос… и все остальное… если хочешь.
Дверь скрипнула, и Саманта быстро отдернула руку, которую Толливер уже поднес к губам. В комнату вошел сонный Дакота. Он был в пижамной курточке и штанишках. Саманта вздохнула, уже зная, что за этим последует.
– Переодень меня, мамочка.
Джек неожиданно сделал шаг вперед и решительно заявил:
– Позволь мне.
Саманта покачала головой и попыталась убедить Джека, что он не представляет себе, на что напрашивается. Но тот упорно настаивал на своем, и Сэм уступила, пожав плечами. Если Толливеру приспичило таким образом обогатить свой жизненный опыт, пусть его.
– Да ладно, Сэм, я переживу еще одно столкновение с мокрым памперсом. Не забывай, я был нападающим национальной сборной. И вице-губернатором штата Индиана. А скоро собираюсь стать сенатором. Ты оставайся здесь и рисуй, а мы дадим тебе знать, когда закончим.
Саманта пожала плечами:
– Вперед, большой парень. Но не говори потом, что я тебя не предупреждала.
Она наблюдала, как Дакота ухватил Джека за палец и они вместе покинули студию.
Джек разглядывал малыша, который лежал пузом вверх на пеленальном столике. Дакота снисходительно предоставил возможность очередному услужливому взрослому привести в порядок его попку. Вопросы личной гигиены явно не волновали молодого человека. Он выглядел как маленький король, который слишком важен и высокомерен, чтобы заботиться о таких мелочах.
Джек усмехнулся. Так не годится, подумал он.
– Так жить нельзя, друг мой, – сказал Толливер, выбрасывая в мусорный пакет свернутый в рулон грязный памперс и груду использованных влажных салфеток. «Надо что-то придумать». – Эй, Бен, хочешь поиграть со мной?
Мальчик с интересом уставился на мужчину.
– В прятки?
– Нет.
– Салочки?
– Не совсем.
– А во что?
– Я покажу тебе то, что умеют делать только мужчины. Девочки и женщины – даже мама – никогда так не смогут, как бы ни старались. Хочешь узнать, что это?
Малыш внимательно оглядел свой животик и ножки, проверяя, хорошо ли Джек его вытер. Потом подергал липучки памперса, чтобы убедиться, что они держатся.
– Ты хорошо меня вытер, мистер Джек? – подозрительно спросил Дакота.
– Да, приятель.