исторической перспективы. Они утверждают, что в Вавилонии исторического периода животные занимают в религиозной жизни второстепенное место, которое не идет в сравнение с их исключительным значением в религии египтян[57].

Дело совсем не в этом. Процесс отхода от племенных представлений отражается не только в законодательстве, но также и в религии. Характерные признаки животных сохраняются в изображениях богов, некоторые тотемы превращаются в богов-покровителей, другие в дьяволов.

Херувимы, крылатые быки, которых устанавливают у входа в вавилонские храмы, чтобы отвращать от них злых духов, преобразились в ангелов европейской и христианской мифологии. Даже серафимы были изначально змеями. Ламашту, один из самых устрашающих демонов, который мучает человека, насылает на него лихорадку и другие болезни, представлялся древним как целая коллекция тотемов: он имел голову льва, зубы собаки, лапы пантеры, ревел как леопард, держал в лапах змея, а свинья и черная собака терзали его грудь.

Религиозные верования изменились, поскольку коренным образом изменилась экономическая структура общества. В Ассирии и Вавилоне рабство с самого начала приобрело гораздо более жестокий характер, чем в Египте и Палестине, хотя оно никогда не принимало классических форм, свойственных Греции и особенно Риму.

В земледельческих работах этой страны во все времена преобладал тип свободного, хотя и обедневшего и угнетенного, труженика, и все же рабский труд был более распространен, чем в долине Нила. Что касается городской экономики, то роль рабовладения в ней видна из того, что из 59 статей аккадских законов Эшнунна, составленных аморрейскими семитами, пришедшими к власти при I вавилонской династии, 15 статей — четвертая часть — трактуют о рабах и рабынях. Рабы разделены на две группы: один принадлежат монарху, другие — частньш лицам. Пока еще нет речи о храмовых рабах, и это понятно: религия следует за общественной практикой, она не опережает ее. Далее различались с точки зрения правосудия местные рабы и чужеземные, военнопленные. Раб не мог владеть имуществом, его можно было продавать, как любую вещь, или отдавать на работы под залог ссуды. Дети господина, рожденные рабыней, считались, впрочем, законными, а в случае смерти официальной супруги рабыня могла стать законной женой хозяина. Шумерский кодекс Исина даже предусматривает первоначальные формы выкупа и освобождения; властелин, который освобождал граждан Ниппура от рабства, именовался спасителем.

Особенного внимания заслуживают две детали этого древнего законодательства, оказавшие большое влияние на религиозную практику других народов.

Первая касается обращения в рабство зятя, поступающего в услужение к свекру. Статья 25 шумерского судебника Билалама гласит (если перевод ее точен): «Зять должен предоставить свою рабочую силу на службу свекру, чтобы восполнять недостаток выкупной суммы». Этот закон напоминает нам библейский эпизод из книги Бытие (гл. 29), в котором Иаков отрабатывает у Лавана семь лет, чтобы получить в жены его дочь.

Другая особенность закона еще важнее: статья 51 того же судебника предусматривает, что местный раб не может уйти из дома без разрешения господина. По кодексу Хаммурапи нарушение этого закона наказуемо смертной казнью. Отсюда ведет начало вековая мучительная надежда рабов и всех бедняков Древнего мира оказаться однажды в городе без ворот — будь то на земле или на небе. В фантастическом описании небесного Иерусалима, одинаково близкого рабам и обездоленным греко-римского мира на пороге христианской эры, с волнующей наивностью отражено древнее видение Исайи: «Ворота его не будут запираться днем, а ночи там не будет»[58].

Таковы первые признаки глубокого преобразования образа мыслей людей, живших в долине Тигра и Евфрата в эпоху формирования классового общества.

Легенда о первом человеке, о его сотворении, о его первоначальном счастье и последовавшем грехопадении господствует на этой стадии развития вавилонской религии.

Нельзя сказать, что сходные представления о неком легендарном перворожденном человеке, прародителе живущих, отсутствуют у других народов. Всякая религия в определенный момент своего развития вырабатывает свои мифы о происхождении людей, и все они, за вычетом расовых и культурных различий, имеют нечто общее. Но поскольку сказание об Адаме и Еве перешло в Ветхий завет из усвоенных еврейским народом — в период пленения и изгнания — вавилонских мифов, к которым восходит современный текст Библии (составленный за шесть веков до нашей эры), внимание ученых приковано именно к этой легенде Древнего Востока, особенно после открытия клинописных документов. Следует все же сказать, что апологеты католицизма уже в начале нашего столетия высказывались против крайностей панвавилонской исторической школы[59].

Первобытная община не знает мифа о сотворении человека неким сверхъестественным и всемогущим существом по той простой причине, что на этой фазе социальной эволюции эти сверхъестественные и всемогущие существа еще не существуют в сознании людей. Человек рассматривается как естественное порождение животного «ли растения, благодаря которому клан пополняет запасы пищи, и лишь на более высоких ступенях развития отношения группы с предком эволюционируют в сторону еще смутных представлений о зависимости от предка.

Идея сотворения рождается лишь при условии возникновения в общественной жизни конкретной реальности производителя, изобретателя и создателя материальных предметов, а также владельца людей и вещей. В одной из двух версий легенды о сотворении Адама «И создал господь бог человека из праха земного…»[60] рассказывается, что он был вылеплен так же, как блюдо или амфора, изготовленная из глины гончаром[61]. Недаром основная идея библейского сказания о потерянном рае сложилась в эпоху рабства, эпоху существования жестокой эксплуатации рабов.

В вавилонской легенде о сотворении мира, повествующей о борьбе Бела-Мардука с чудовищем Тиаматом, торжествующее божество решает создать человека, вылепив его из смеси костей и крови, чтобы на земле кто-то мог служить богам. Это представление, кажущееся довольно необычным, в действительности всего лишь выражает в религиозной идеологии один из основных признаков классового общества. Мы достаточно далеки от времен Ашшурбанипала, ассирийского властелина Ниневии, для библиотеки которого в середине VII столетия до н. э. были вырезаны семь табличек, содержавших миф о сотворении, но и сейчас на вопрос «Для чего был сотворен человек» католический катехизис всегда дает тот же самый ответ.

Явно бросается в глаза сходство первых книг Библии и вавилонского эпоса, известного под названием «Энума элиш» («Когда вверху») — по начальным словам рассказа.

Интересно отметить, что миф о Мардуке развертывается по семи этапам, соответствующим семи табличкам, подобно рассказу о сотворении мира в первой главе книги Бытие, которое совершается в семь дней. И так же как в Библии человек создается в конце шестого дня, так и в шестой табличке, дошедшей до нас неполностью, повествуется о том, как Мардук приступает к сотворению человека.

Земной рай с его деревом жизни, херувимами и змеем также типичны для вавилонского сказания. История человека, который однажды мог избежать смерти и потерял эту возможность по вине змея, была рассказана в другом «священном» месопотамском тексте, поэме о Гильгамеше, записанной на двенадцати