гордостью. По бокам от нее, на шаг позади, стояли две более молодые женщины в похожих ливреях, но с лилиями поменьше, коренастые квадратнолицые сестры по имени Сефани и Нэрис. Застенчивые, но хорошо обученные Эссанде, они сделали глубокие реверансы, почти стелясь по полу.

Возможно, Эссанде была медлительной и болезненной, но она никогда не тратила время попусту в праздной болтовне или на общеизвестные истины. Вот и сейчас с ее стороны не было никаких причитаний по поводу того, насколько сильно промокли Илэйн и Авиенда, хотя без сомнения Гвардейцы ее предупредили.

«Мы обогреем и высушим вас обеих, миледи, и облачим во что-нибудь подходящее для встречи с наемниками. Красный шелк с огневиками на шее должен произвести на них достаточное впечатление. Вам давно пора поесть, прошло уже много времени после того, как вы поели последний раз. И даже не пытайтесь утверждать, что это не так, миледи. Нэрис, пойди принеси еды из кухни для Леди Илэйн и Леди Авиенды.

Авиенда издала фыркающий смешок, хотя и прошло довольно много времени с тех пор, как она перестала возражать против именования ее леди. И поступила правильно, так как Эссанде ей ни за что не удалось бы остановить. В отношениях со слугами есть вещи, которыми можно управлять, и вещи, которые следует просто терпеть.

Нэрис скривилась, почему-то глубоко вдохнула, но потом еще раз сделала низкий реверанс в сторону Эссанде, и еще один чуть ниже в сторону Илэйн – она с сестрой столь же преклонялась перед пожилой женщиной, как и перед Дочерью-Наследницей Андора – перед тем как собрать юбки и устремиться в коридор.

Илэйн тоже скривилась. Очевидно, телохранительницы также рассказали Эссанде о наемниках. И о том, что она не ела. Она ненавидела людей, говорящих о ней у нее за спиной. Но может эта раздражительность всего лишь из-за переменчивости ее настроения? Раньше она не припоминала, чтобы ее расстроило всего лишь то, что горничная заранее знала, какое платье достать, или то, что кто-то знал, что она желает перекусить, и посылал за едой без ее приказа. Прислуга шепталась между собой – по правде говоря, сплетничала без конца; но это неизбежно – и обсуждала все, что могло бы помочь лучше служить их хозяйке, если это была хорошая прислуга. Эссанде была очень хорошей горничной. Однако, это раздражало, и раздражало еще больше от осознания того, что ее раздражение бессмысленно.

Илэйн позволила Эссанде провести их с Авиендой в гардеробную, Сефани вошла следом. К этому моменту она чувствовала себя очень несчастной, промокшей и дрожащей, не говоря уже о том, что сердилась на Бергитте за то, что та ее покинула, а также испуганной тем, что заблудилась в месте, где выросла, и угрюмой из-за сплетничающих о ней телохранителей. По правде говоря, она чувствовала себя абсолютно несчастной.

Тем не менее, довольно скоро Эссанде помогла ей избавиться от мокрой одежды и завернула ее в большое белое полотенце, хранившее тепло сушилки у широкого мраморного камина в стене комнаты. Это успокоило ее чувства. Теперь и огонь в очаге стал не таким уж маленьким, и комната уже не казалась такой холодной. В тело проникало животворное тепло и изгоняло дрожь. Эссанде досуха высушила полотенцем волосы Илэйн, пока Сефани делала тоже самое для Авиенды, что раздосадовало сестру, хотя она проделывала это уже не в первый раз. Они вместе часто расчесывали волосы друг другу по ночам, но такая простая услуга от горничной вызвала у Авиенды румянец.

Когда Сефани открыла один из платяных шкафов, выстроившихся вдоль стен, Авиенда глубоко вздохнула. Она придерживала одно полотенце вокруг тела – другая женщина, сушившая ее волосы, могла смутиться, но нагота для айилок была абсолютно естественной. Второе, меньшее по размеру, полотенце было обернуто вокруг ее волос.

«Ты считаешь, что мне следует одеть эти мокроземские одежды, потому что мы собираемся встретиться с этими наемниками?» – спросила она с большим нежеланием в голосе. Эссанде улыбнулась. Она любила одевать Авиенду в шелка.

Илэйн скрыла собственную улыбку, что было не так уж и просто, так как ей очень хотелось рассмеяться. Ее сестра делала вид, что презирает шелка, но редко пропускала возможность их поносить.

«Если тебе под силу это стерпеть», – серьезно ответила она, осторожно поправляя собственное полотенце. Эссанде каждый день видела ее голой, также как и Сефани, но ничто не должно происходить без причины. – «Для лучшего эффекта, мы обе должны вызвать у них благоговение. Ведь ты не будешь против?»

Но Авиенда уже была возле шкафа, ее полотенце небрежно свисало вниз, пока его хозяйка перебирала платья. В одном платяном шкафу умещалось несколько комплектов айильских нарядов, но Тайлин, до их отъезда из Эбу Дар, подарила ей десятки прекрасных шелковых и шерстяных платьев. Их хватило, чтобы заполнить почти четверть всех резных шкафов.

К сожалению, краткий миг веселья для Илэйн сменился чувством того, что ей придется спорить с каждым встречным – поперечным, но она без возражения позволила Эссанде одеть ее в красный шелк с огневиками размером в фалангу пальца, нашитыми на ленту вокруг высокого воротника. Подобный наряд, безусловно, впечатлил бы даже без других украшений, хотя, по правде говоря, кольцо Великого Змея на ее правой руке было достаточной драгоценностью для того, чтобы впечатлить любого. Седая женщина была весьма деликатной, и все же Илэйн вздрогнула, когда та начала застегивать ряды крошечных пуговок на спине, сжимая лиф на ее чувствительной груди. Все соглашались, что она еще будет увеличиваться, но мнения о том, насколько долго это будет продолжаться, расходились.

О, как бы ей хотелось, чтобы Ранд был поближе, чтобы ощутить все ее чувства через узы. Это дало бы ему неплохой урок того, что не стоило столь небрежно одаривать ее ребенком. Безусловно, она могла бы выпить чай из сердцелиста, перед тем как заниматься с ним любовью… Она решительно отбросила эту мысль. Во всем виноват Ранд, вот так!

Авиенда выбрала синее, как она часто поступала и раньше, с рядами мелкого жемчуга, обрамляющего лиф. В шелковом платье не было глубокого декольте по эбу-дарской моде, хотя вырез и демонстрировал начало ложбинки между грудями. Редко какие из платьев, сшитых в Эбу Даре, ее скрывали. В то время как Сефани принялась за пуговицы, Авиенда ласкала вещицу, извлеченную из поясного кошеля – маленький кинжал с грубой рукояткой из оленьего рога, украшенного золотой проволокой. Кроме всего прочего, это был тер’ангриал, хотя Илэйн не успела разгадать его назначение перед тем, как беременность прервала ее изыскания. Прежде она не видела у сестры этой вещицы. Когда Авиенды смотрела на вещицу, можно было подумать, что она уносится куда-то далеко.

«Чем он так тебя очаровывает?» – спросила Илэйн. Уже не впервые она видела ее поглощенной рассматриванием этого кинжала.

Авиенда встрепенулась и моргнула, увидев кинжал в своих руках. Стальное лезвие, которое, как казалось Илэйн, никогда не точили, было длиной с ее ладонь и непропорционально широким. По крайней мере, клинок был очень похож на стальной, как на вид, так и на ощупь. Даже его острие было слишком тупым для уколов.

«Я раздумывала, как отдать его тебе, но ты никогда о нем не заговаривала, потом я решила, что ошибаюсь – мы все думали, что ты в безопасности, по крайней мере, от некоторых из угроз, хотя это было и не так. Так что я решила оставить его у себя. Если я не ошибаюсь, я, по крайней мере, могу тебя защитить, а если ошибаюсь, хуже от этого не будет.

Илэйн покачала в замешательстве головой обернутой полотенцем.

«Не ошибаешься насчет чего? О чем ты говоришь?»

«Вот об этом», – сказала Авиенда, поднимая кинжал. – «Я думаю, что, если ты обладаешь этой вещью, Тень тебя не увидит. Ни Безглазые, ни Предавшиеся Тени, а может даже и Губитель Листвы. Кроме того, может я и не права, если ты этого не видишь».

Сефани поперхнулась, ее руки замерли, пока Эссанде не пробормотала мягкое замечание. Эссанде жила на свете слишком долго, чтобы быть выведенной из равновесия простым упоминанием о Тени. Или чем-либо другим, подобным этому.

Илэйн замерла в удивлении. Она пробовала научить Авиенду делать тер’ангриал, но у ее сестры не было и искорки дара к этому. И все же, возможно у нее был иной дар, даже такой, который можно было назвать Талантом.