с арбалетами. Даже если Лорд Мадерина, некий Натин Сармайн Вендаре, и ожидал неприятностей, то стражники были единственным признаком этого. Фермы и оливковые рощи, неслыханное дело, подбирались к самым каменным городским стенам Мадерина, что могло дорого стоить городу в случае нападения. Люка пришлось заключить сделку с фермером за право разместиться на неиспользуемом пастбище. Возвращаясь, он ругался себе под нос, что он только что оплатил негодяю стадо коз или даже пару. Но стена вокруг шоу уже устанавливалась, а Люка еще и подгонял ставить ее быстрее. Они должны были совершить вечернее представление и двигаться дальше рано поутру. Очень рано. Никто не жаловался и не перечил. Чем дальше, тем лучше.
«И молчите о том, что видели», – повторял Люка. – «Мы не встречали ничего необычного. Нам не нужно, чтобы наша публика испугалась и разбежалась». – Люди смотрели на него в ответ так, словно он был сумасшедший. Никто даже и думать не хотел об исчезнувшей деревне и погибшем торговце, тем более говорить.
Мэт сидел в своей палатке в одной рубашке, ожидая возвращения Тома и Джуилина после разведки в городе, с сообщением о наличии в городе Шончан. Чтобы убить время он кидал кости на маленьком столике. После первых бросков, когда он сумел выкинуть довольно большие очки, ему десять раз подряд выпали пять единиц. Большинство считало Глаза Темного плохим раскладом.
Селюсия откинула полог палатки и вошла внутрь. Несмотря на скромную одежду – на ней была раздельная коричневая юбка для верховой езды и белая блуза – казалось, что сама королева явилась в жалкие конюшни. В грязные конюшни, если быть точнее, судя по выражению ее лица, хотя Лопин и Нерим своей заботой о чистоте удовлетворили бы даже его матушку.
«Она хочет тебя видеть», – произнесла она безапелляционно, растягивая слова, поправив свой шарф в цветочек, убедившись, что ее короткие соломенные волосы хорошо прикрыты. – «Идем».
«И что с того, что она хочет меня видеть?» – поинтересовался он, поставив локти на стол. Он также выпрямил ноги и скрестил их под столом. Если позволишь женщине думать, что побежишь по первому ее зову, то больше не сможешь поступать иначе.
«Она скажет сама. Ты попусту тратишь время, Игрушка. Она будет недовольна».
«Если Драгоценная ждет, что я побегу едва она поманит пальчиком, то ей придется привыкнуть к постоянному разочарованию».
Поморщившись – если ее госпожа и принимала это имя, то Селюсия считала его личным оскорблением – она сложила руки под своей внушительной грудью.
Было совершенно ясно, как бывает прозрачно отличное стекло, что она собирается стоять столбом до тех пор, пока он не отправится вслед за ней, независимо от того, сколько времени займет ожидание. Он снова бросил кости. Глаза Темного. Ждут, что он будет прыгать, когда Туон говорит «лягушка»! Ха! Следующий бросок через весь стол, одна кость едва не свалилась со стола. Глаза Темного. С другой стороны, ему все равно нечем сейчас заняться.
И даже решившись, он тянул время натягивая свой кафтан из отличного шелка цвета бронзы. Когда он нашел свою шляпу, он слышал как она нетерпеливо притопывает ногой. – «Ну, ладно, чего ты ждешь?» – спросил он. Она прошипела в ответ. Она поддержала для него створку входа открытой, но шипела как настоящая разъяренная кошка.
Когда он вошел в фиолетовый фургон, Сеталль с Туон беседовали сидя на одной из кроватей, но они тут же прервали разговор и оценивающе уставились на него. Из чего он понял, что предметом их беседы был Мэт Коутон. По спине пробежали мурашки. Что бы не задумала Туон, и что бы они не обсуждали, ему это вряд ли понравится. И было также ясно, что она этого хочет любой ценой. Стол был поднят к потолку и Селюсия прошествовала мимо него, чтобы занять место позади Туон, когда она пересела на табурет. Сейчас у нее было строгое лицо и непреклонный взгляд прекрасных голубых глаз. Немедленно повесить всех заключенных!
«Я желаю посетить общий зал гостиницы», – объявила она, – «или таверны. Я никогда не видела, что там внутри. Ты возьмешь меня с собой в один из этих городов, Игрушка».
Он смог заставить себя снова дышать. – «Нет ничего сложного. Мы отправимся сразу, как только вернутся Том и Джуилин и скажут, что это безопасно».
«Это должно быть низкое место. То, что называют притоном или игорным домом».
У него выпала челюсть. Низкое? Притоны были самыми низкими из всех низких мест, грязными и темными, в них разливали самое дешевое вино и эль, которые не стоили и половины тех денег, что за них платили. Еда была еще хуже, и любая девица, которая присядет к тебе на колено так и норовит залезть в карман или стянуть кошелек, или работает с парой амбалов, поджидающих наверху, чтобы дать тебе по башке, как только ты решишь подняться за ней в ее комнату. В любое время дня и ночи там идет игра в кости за дюжиной столов, иногда на очень большие ставки. Но не на золото. Только дурак станет звенеть в игорном доме золотом, но серебро очень часто перемещалось с одного края стола на другой. Немногие из пришедших поиграть игроков добыли свои деньги честным путем, и даже они были столь же беспощадны, как головорезы и налетчики, охотившиеся за пьяными по ночам. В притоне всегда находилось два-три здоровяка с дубинками, чтобы утихомиривать разбушевавшихся драчунов, и им день и ночь приходилось без устали отрабатывать свой хлеб. Обычно они удерживали посетителей от взаимного убийства, а если не преуспевали, то избавлялись от тел, бросив их в каком-нибудь темном переулке или в кучу мусора. И даже тогда пьянство и азартная игра не прекращались ни на секунду. Вот это и называлось игорным домом. Кто ей рассказал о подобном месте?
«Это вы вбили ей эту глупость в голову?» – спросил он у Сеталль.
«Что на Свете заставляет тебя подумать такое?» – с напускной наивностью, как обычно хорошо умеют делать женщины, когда желают выглядеть невинными, спросила она. Или когда хотят, чтобы вы решили, что они притворяются, чтобы сбить вас с толку. Он не мог понять из-за чего они беспокоились. Женщинам обычно не нужно было прикладывать особых усилий, чтобы его смутить.
«Об этом не может быть и речи, Драгоценная. Если я отправлюсь в игорный дом с женщиной вроде тебя, то не пройдет и часа как мне придется драться на ножах с полудюжиной противников, если я, конечно, проживу так долго».
Туон удовлетворенно улыбнулась. Это длилось только миг, но она определенно была удовлетворена. – «Ты в самом деле так считаешь?»
«Я просто знаю», – это утверждение вызвало еще одну улыбку удовлетворения. Удовлетворения! Проклятой женщине хотелось увидеть, как он будет драться на ножах!
«И даже если так, Игрушка, ты обещал!»
Они еще поспорили обещал он что-то или нет, в прочем, не смотря на то, что он логично объяснил, что обычное высказывание не является данным обещанием, Туон упрямо настаивала на обещании. Когда в дверь постучали, Сеталль уже принялась за вышивание, взяв пяльцы, а Селюсия с пораженным видом наблюдала, как человек может убежденно отстаивать что-то не имеющее оправдания, и он не кричал, что бы там ни говорила Туон.
Туон сделала паузу. – «Вот видишь, Игрушка» – сказала она спустя мгновение. – «Вот так это делается. Сперва стучишь, затем ждешь». – Она сделала простой жест над плечом своей горничной.
«Вы можете войти и предстать», – громко сказала Селюсия, величественно подняв голову. Она, наверное, думала, что тот кто войдет бухнется им в ноги!
Это оказался Том в темно-синем кафтане и темно-сером плаще, в котором он легко слился бы с окружающими в таверне или гостинице любого уровня, богатой и бедной. Просто человек, который в состоянии оплатить свою выпивку и послушать сплетни за кубком вина, и оплатить выпивку собутыльнику, чтобы услышать свежие новости и слухи. – «Миледи», – промурлыкал он Туон перед тем как обратиться к Мэту. – «Харнан сказал мне, что видел как ты шел в эту сторону. Я не прервал ваш разговор? Я слышал… голоса».
Мэт нахмурился. Он ведь не кричал. – «Ты не прервал нас. Что тебе удалось узнать?»
«Что в город время от времени наведываются Шончан. Это не солдаты, но, кажется, они строят фермы в нескольких милях к северу от дороги и в трех милях к югу. Сельские жители время от времени заходят в город на ярмарку купить необходимое».
Мэт удержался, чтобы не улыбнуться, когда говорил через плечо женщинам. Он даже постарался придать своему голосу оттенок сожаления: – «Боюсь не может быть и речи о прогулке в город для вас,