вновь. Должно быть ему показалось. В конце концов, это изобретение Алудры поможет Отряду и самому Мэту Коутону остаться в живых, но это событие вряд ли можно назвать роковым. Ему еще предстоит выиграть эти битвы, и чтобы он не планировал, как бы хорошо не были обучены его солдаты, удача, безусловно, тоже играет свою роль, хорошую или плохую, даже для него. И драконы ничего не изменят. Но разве раньше кости подпрыгивали так громко? Наверное, нет, но как удостовериться? Раньше они никогда не замедлялись, не остановившись. Это просто игра ее воображения.
Изнутри ширмы раздался глухой взрыв и над стенками появились клубы дыма. Мгновение спустя в ночном небе Рунниенского Переезда расцвел цветок в виде огромного шара из красных и зеленых полос. Наверху раз за разом распускались цветы, и в его снах сегодня, и спустя много ночей, они расцветали среди рядов атакующих всадников и пехотинцев, разрывая их плоть также, как когда-то фейерверк взорвал непреступную каменную стену. В своих снах он пытался ловить их руками, остановить их, но они падали бесконечным потоком как дождь на поля сражений. В своих снах он оплакивал смерть и разрушения. И каким-то образом грохот костей в его голове звучал подобно хохоту. Но это был не его хохот. Так мог смеяться Темный.
На следующее утро, едва поднялось над горизонтом солнце, он сидел на ступенях зеленого фургона, аккуратно обтачивая заготовку лука остро отточенным ножом. Необходимо быть осторожным, даже деликатным. Небрежный срез мог погубить всю работу. Как раз в это время вышли Домон и Эгинин. Ему показалось странным, как они были одеты – очень тщательно в свои самые лучшие наряды. Он не один делал покупки в Джурадоре, но без дополнительного вливания золота Мэта, швея все еще шила костюмы для Домона и Эгинин. Голубоглазая шончанка одела зеленое платье с большим количеством вышивки в виде белых и желтых цветочков на воротнике и на рукавах. Шарф в цветочек поддерживал ее длинный парик. Домон выглядел довольно странно с короткой стрижкой и иллианской бородкой с выбритой верхней губой. Он вычистил свой коричневый кафтан почти до блеска, пока он не приобрел некоторое подобие аккуратной одежды. Они прошли мимо Мэта и быстро ушли, не сказав ни слова. Он и думать про них забыл, пока они не вернулись спустя час или около того, объявив, что они были в деревне и навестили Матушку Дарвайл, которая их поженила.
Он не смог удержаться и застыл с раскрытым ртом. Строгое лицо Эгинин и ее острые глаза прекрасно рассказывали о ее характере. И чего Домону взбрело в голову на ней жениться? С таким же успехом можно жениться на медведице. Поняв, что иллианец начинает поглядывать на него, он торопливо вскочил и поклонился. – «Мои поздравления, Мастер Домон. Мои поздравления, Госпожа Домон. Пусть Свет благословит ваш брак». – Что тут еще можно сказать?
Домон продолжал молчать, словно уловил его мысль, но Эгинин фыркнула: «Мое имя – Лейлвин Шиплесс, Коутон», – сказала она, растягивая слова, – «Это имя которое я назвала, и с которым умру. Это хорошее имя, потому что оно подтолкнуло меня решиться на то, что мне нужно было сделать еще неделю назад». – Нахмурившись, она косо взглянула на Домона. – «Ты же понимаешь, что я не могла взять твое имя, да, Байл?»
«Нет, девушка», – ответил тихо Домон, положив большую руку на ее плечо. – «Но я приму тебя с любым именем, пока ты остаешься моей женой. Я уже говорил тебе». – Она улыбнулась и накрыла его руку своей, и он улыбнулся в ответ. Свет, от этой парочки просто тошнит. Если после женитьбы мужчина начинает так лыбиться, словно наевшийся сонной патоки… Такого не случиться с Мэтом Коутоном. Он может тоже собирается жениться, но Мэт Коутон никогда в жизни не будет вести себя как последний полоумный.
Вот так он очутился в полосатой палатке, и не слишком просторной, которая раньше принадлежала паре худых братьев-доманийцев, которые глотали мечи, заедая их огнем. Даже Том признал, что Балат и Абар очень хороши, и они были весьма популярны среди прочих артистов, поэтому им было просто найти себе местечко, но эта палатка обошлась ему в стоимость целого фургона! Каждый знал, что у него есть деньги, а эта парочка ревела так, словно продавала ему родной дом, когда он заикнулся о небольшой скидке. Ладно, новобрачные нуждались в уединении, и он был рад им его предоставить, особенно если это означало, что ему не придется наблюдать их прогрессирующее безумие, когда они глядели друг на друга вытаращенными глазами. Кроме того, он уже устал спать на полу. В палатке, по крайней мере, у него каждую ночь была собственная кровать, узкая и жесткая, но все же мягче, чем дощатый пол, и она была полностью в его распоряжении. А еще здесь у него было больше места, чем в фургоне, даже после того как сюда перевезли его одежду, часть которой сложили в два аккуратных обитых медью сундука. У него также имелись собственный умывальник, табурет и стол, достаточно большой, чтобы на нем поместились тарелка, кубок и пара приличных медных ламп. Сундук с золотом остался в зеленом фургоне. Только идиоту вздумается попробовать ограбить Домона. И только сумасшедший решится на такое с Эгинин. Лейлвин, если она настаивает, хотя он был уверен, что она, в конечном счете, опомнится. После первой же ночи, проведенной возле фургона с Айз Седай, когда его медальон полночи был холодным как лед, он приказал перенести палатку ближе к фургону Туон, убедившись, что Краснорукие занялись этим раньше, чем проснулся остальной лагерь.
«Теперь ты сам будешь меня охранять?» – холодно спросила Туон, когда впервые увидела палатку.
«Нет», – ответил он. – «Я надеялся чаще тебя видеть». – Это было святой правдой. Хорошо, частью правды, так как второй было бегство от Айз Седай, но остальное – истинная правда. Однако женщина покачала пальцами в сторону Селюсии и парочка дружно захихикала, пока не успокоилась и удалилась в обшарпанный фургон с истинно королевским достоинством. О, женщины!
Ему не часто приходилось быть в палатке одному. После смерти Налесина он забрал к себе его слугу Лопина, и теперь каждый раз крепкий тайренец с бородой до пояса возникал перед ним словно из ниоткуда с неизменным поклоном, спрашивая, что «Милорд» желает на обед и что «Милорду» подать вина или чая или засахаренных фиг, которые он добывал неизвестно где. Лопин был гением в поиске разных деликатесов, когда казалось, что достать их просто неоткуда. Кроме того он постоянно искал в сундуках с одеждой что бы еще из одежды господина ему починить, почистить или погладить. И всегда находил себе занятие, хотя на взгляд Мэта и так все было прекрасно. Нерим – высокий, худой меланхоличный слуга Талманеса с седой головой – часто оказывался рядом с ним, так как постоянно скучал. Мэт никак не мог понять, как человек мог скучать без работы, но Нерим всегда стонал, как должно быть плохо живется без него Талманесу, и по пять раз на дню скуля о том, что тот должно быть уже отдал его место другому, и теперь ему приходится сражаться с Лопином за каждую мелочь, чтобы почистить или исправить одежду Мэта. Он даже с нетерпением ждал своей очереди чистить сапоги Мэта!
Заглядывал Ноэл, чтобы поведать о своих приключениях, и Олвер, чтобы сыграть в камни или в Змей и Лисичек, если он не играл в это время с Туон. Заходил Том, тоже играть в камни и поделиться сплетнями, которые услышал в городах и деревнях, в задумчивости над очередным ходом подкручивая свой длинный седой ус. Собственные подборки слухов приносил Джуилин, но с собой он всегда приводил Аматеру. Бывшая Панарх Тарабона достаточно нравилась Мэту, чтобы понять, почему она заинтересовала ловца воров. У нее были губки бантиком словно созданные для поцелуев, и она всегда цеплялась за руку Джуилина, словно хотела вернуть себе часть его ощущений, но она всегда с испугом косилась на фургон Туон, даже когда они находились внутри палатки Мэта. Все чего сумел добиться Джуилин, она теперь не падала ниц, завидев Туон и Селюсию. Кроме того, раньше она поступала также завидев Эгинин, Бетамин или Ситу. Если принять во внимание, что Аматера пробыла да’ковале всего пару месяцев, подобное поведение заставляло Мэта нервничать. Не могла же Туон в самом деле желать сделать его да’ковале, если собиралась выйти за него замуж. Или могла?
В скором времени он запретил им приносить ему новости о Ранде. Продолжать бороться с цветной круговертью в голове было слишком утомительно, а проигрывал в этой борьбе он также часто, как одерживал верх. Иногда все было нормально, но порой он мельком видел Ранда и Мин, и эти двое выделывали нечто ужасное. В любом случае, ничего нового сплетни сказать не могли. Возрожденный Дракон мертв, убит Айз Седай, Аша’манами, Шончан, дюжиной прочих убийц. Нет, он в бегах, где создает секретную армию, делает еще кучу тех или иных глупых вещей. Слухи немного отличались в зависимости от населенного пункта и постоялого двора. Одно было совершенно ясно – Ранд больше не был в Кайриэне, и второе – никто не знал точно, где он скрывается. Возрожденный Дракон исчез.
Странно было видеть, сколько алтарских фермеров, крестьян и горожан, а также проезжих купцов и
