раз на ее челе — Корона Роз Андора, кольцо преподнесли и ей — как андорской государыне.

Поставив свой портрет на место, Моргейз взяла миниатюру с изображением матери, выполненную с нее, когда та была года на два старше. Лини нянчила три поколения женщин из рода Траканд. Майгдин Траканд была красива. Моргейз помнила эту улыбку, излучавшую материнскую любовь. Львиный Трон по праву должна была занять Майгдин. Но ее унесла лихорадка, и Верховной Опорой Дома Траканд стала юная девушка, очутившаяся в самой гуще борьбы за трон, а поддерживали ее вначале лишь преданные ее Дому вассалы и семейный бард. Я добилась Львиного Трона. Я не откажусь от него, и, пока жива, мужчина его не займет. Тысячу лет Андором правили королевы, и я не позволю, чтобы сейчас этому пришел конец!

— Опять в моих вещах роешься? А, детка?

Этот голос пробудил давно позабытые рефлексы. Не успев сообразить, что делает, Моргейз зажала миниатюру в кулачке и спрятала за спину. Затем, печально покачав головой, поставила портрет обратно на подставку:

— Лини, я давно не девочка. Не забывайся, не то скажешь что-нибудь этакое, чего я не смогу просто так спустить.

— Шея у меня старая и костлявая. — Лини положила сетку с морковкой и репой на стол. В аккуратненьком сером платье она выглядела хрупкой, белые волосы собраны на затылке в пучок, кожа на узком лице напоминает тонкий пергамент. Однако спина пряма, голос чист и уверен, а темные глаза пронзительны, как и всегда. — Если угодно отправить ее в петлю или на плаху, то еще неизвестно, кому хуже придется. Старая коряга затупит топор, который запросто рубит саженец.

Моргейз вздохнула. Лини не переделаешь. Реверанса от нее не дождешься, даже если весь двор воззрится на нее с укоризной.

— Ты чем старше, тем неподатливей. Не уверена, найдется ли у палача достаточно острый топор для твоей шеи.

— Давненько ты меня не навещала, поэтому я думаю, что тебе нужно кое-что обмозговать. Когда жила в детской, да и после, ты всегда приходила ко мне, если не могла в чем-то разобраться. Чаю заварить?

— Давненько? Разве, Лини? Я каждую неделю к тебе заходила. Что, кстати, само по себе чудо, учитывая, как ты со мной разговариваешь. За малую долю того, что ты мне наговорила, да еще в таком тоне, я бы изгнала и самую высокородную леди в Андоре.

Лини окинула ее бесстрастным взглядом:

— Я с весны не видела тебя на пороге моей комнаты. А говорю я как обычно. Да и стара я, чтоб меняться. Чаю хочешь?

— Нет. — Моргейз в замешательстве приложила ладонь ко лбу. Она ведь навещала Лини каждую неделю. Она же помнит... Она не помнит. Ныне Гейбрил настолько занимал все ее время, что иногда затруднительно вспомнить вообще хоть о чем-то, кроме него. — Нет, чаю я не хочу. И зачем пришла, не знаю. В моей беде тебе не помочь.

Старая нянька фыркнула, хотя ей как-то удалось проделать это с изяществом.

— Твоя беда — это Гейбрил, верно? Только сейчас тебе стыдно мне сказать. Девочка, я тебе пеленки в колыбели меняла, ухаживала за тобой, когда ты болела и когда тебя тошнило. Я рассказывала тебе все, что следует знать о мужчинах. Раньше ты никогда и ничего не стыдилась со мной обсуждать. Так что сейчас не время начинать стесняться.

— Гейбрил? — Глаза Моргейз расширились. — Ты знаешь? Но откуда?

— Ох, детка, — печально промолвила Лини, — все знают, только ни у кого духу не хватает тебе сказать. Я бы, может, и сказала, да ты меня сторонилась. Да и вряд ли бы я с этим к тебе бегать стала. Такому женщина никогда не поверит, пока сама не узнает.

— О чем ты толкуешь? — спросила Моргейз. — Твой долг, Лини, обо всем, что знаешь, мне рассказать. Это долг каждого! О Свет, я узнаю последней! Может, уже слишком поздно и ничего не изменить!

— Слишком поздно? — недоверчиво проговорила Лини. — А почему должно быть слишком поздно? Вытолкай Гейбрила взашей из дворца! Выгони его вон из Андора. Да и Алтейму с прочими гони с ним вместе поганой метлой! Вот и все. Тоже мне, слишком поздно!

Некоторое время Моргейз и слова вымолвить не могла. Наконец она произнесла:

— Алтейма и... прочие?

Лини уставилась на нее и сокрушенно покачала головой.

— Я — старая дура, видно, в мозгах сухая гниль завелась. Ну, теперь ты знаешь. Когда мед из сот вытек, его туда ничем не загонишь. — Голос ее стал одновременно и нежнее, и оживленнее — так она, бывало, говорила, что любимый пони Моргейз сломал ногу и его надо усыпить. — Большую часть ночей Гейбрил проводит с тобой, но не меньше времени он отдает Алтейме. Да вдобавок еще на шестерых разбрасывается. У пяти из них комнаты во дворце. А к одной, большеглазой молодой дряни, он отчего-то таскается, с головы до ног в плащ завернувшись. По этакой-то жаре! Наверное, у нее муж есть. Прости, девочка, но, как ни жаль, правда есть правда. Лучше самому на медведя идти, чем от медведя бежать.

Колени у Моргейз подогнулись, и, если б Лини не поспешила выдвинуть из-за стола стул и подсунуть ей, она плюхнулась бы на пол. Алтейма... Тотчас же перед глазами ее встала новая картина: он смотрит, как Моргейз с Алтеймой сплетничают. Так мужчина любовно глядит на забавляющихся кошечек. И еще шесть других! Гнев взбурлил в душе Моргейз — гнев, которого недоставало при мысли, что Гейбрил нацелился на ее трон. Такую возможность она рассматривала холодно и трезво; столь же бесстрастно, как в недавнем прошлом могла обдумывать что угодно. Это была опасность, к которой нужно отнестись со вниманием и холодным рассудком. Но то, что она услышала сейчас! Этот подлец устроил своих шлюх у себя под боком, в ее дворце! А ее превратил в одну из нескольких своих девок! Она с него голову снимет. Его запорют до смерти. Шкуру сдерут заживо. Помоги ей Свет, но как же хочется, чтобы он к ней прикоснулся! Должно быть, я спятила!

— Это будет решено вместе со всем прочим, — холодно промолвила Моргейз. Многое зависит от того, кто сейчас в Кэймлине, а кто в своих загородных поместьях. — Где лорд Пеливар? Лорд Абелль? Леди Арателле? — Они возглавляют сильные Дома, и у них много вассалов.

— Изгнаны, — медленно проговорила Лини, бросив на Моргейз странный взгляд. — Прошлой весной ты изгнала их из столицы.

Моргейз ошарашенно посмотрела на нее. Сама она ничего подобного не помнила. Потом с трудом стали пробиваться воспоминания — смутные и отдаленные.

— Леди Эллориен? — медленно произнесла Моргейз. — Леди Аймлин? Лорд Луан?

Другие сильные Дома. Те, что были на стороне Моргейз, когда она боролась за трон.

— Изгнаны, — так же медленно повторила Лини. — Когда Эллориен спросила — за что, ты приказала ее высечь. — Она наклонилась, смахнула волосы Моргейз со лба, узловатые пальцы нежно коснулись кожи, будто проверяя, нет ли жара. — Ты не больна, девочка?

Моргейз, как во сне, качнула головой, но лишь потому, что вспоминала сквозь завесу тени и мути. Эллориен, яростно кричащая, когда у нее на спине рвали платье. Дом Траймане был первым, кто поддержал Траканд, а возглавляла его пухленькая, симпатичная женщина всего несколькими годами старше Моргейз — Эллориен, ставшая одной из самых близких ее подруг. По крайней мере, таковой она была. Илэйн дали имя в честь бабушки Эллориен. Словно в тумане, Моргейз припоминала, как и остальные прежние ее сторонники покидали город. Теперь было очевидно — они отдалились от нее. И кто же остался? Дома слишком слабые и ни на что не годные, а то и еще хуже — лизоблюды да подхалимы. Моргейз как будто припомнила, что подписывала многочисленные документы, которые ей подсовывал Гейбрил, учреждала новые титулы. Гейбриловы прихвостни и ее враги, вот кто теперь силен в Кэймлине.

— Мне безразлично, что ты говоришь, — твердо сказала Лини. — Жара у тебя нет, но что-то неладно. Тебе нужна Целительница Айз Седай.

— Никаких Айз Седай, — решительно отрубила Моргейз и вновь потрогала свое кольцо.

Она понимала: ее неприязнь к Башне выросла за последнее время, причем кое-кто назвал бы ее отношение выходящим за рамки разумного. Но Моргейз больше не могла заставить себя верить Белой Башне, которая, по-видимому, всячески пытается спрятать от нее собственную дочь. Без ответа осталось