шончанские девочки, которые не обладают врожденным даром, но которых можно обучить? Не всякая женщина становится… Вожатой. Ринне казалось, что она, рассказывая мне об этом, показывает свое хорошее отношение. В шончанских деревнях, когда су л'дам приходят проверять девушек, судя по всему, устраивается праздник. Они стремятся найти и посадить на привязь каждую, похожую на тебя или меня. Но остальным они разрешают надеть браслет, чтобы определить, почувствуют ли те, каково приходится бедной женщине в ошейнике. Способных воспринять эти ощущения отбирают для обучения на су л'дам. Вот они-то и есть те самые женщины, которых можно научить.

Сита едва слышно стонала.

– Нет. Нет. Нет. – Она стонала и стонала, беспрестанно.

– Я знаю, она гнусная баба, – сказала Илэйн, – но у меня такое чувство, будто мне хочется ей помочь. Она могла бы стать одной из наших сестер, только Шончан извратили все. Найнив открыла было рот, собираясь сказать, что для них самое лучшее поскорее помочь себе, и тут дверь распахнулась.

– Что здесь происходит? – вопросила Ринна, шагнув в комнату. – Аудиенция? – Она уставилась на Найнив, уперев ладони в бедра. – Я никогда не давала разрешения, чтобы кто-то другой соединялся с моей малышкой, с Тули. Я даже не знаю, кто ты…

Взгляд ее упал на Эгвейн – вместо серого платья дамани на ней было платье Найнив. И Эгвейн была без ошейника! Ринна вытаращила глаза, ставшие как блюдца. Закричать ей так и не удалось.

Прежде чем кто-то успел двинуться, Эгвейн подхватила с умывальника кувшин и со всей силы врезала им Ринне в солнечное сплетение. Кувшин разлетелся вдребезги, а су л'дам булькнула, лишилась дыхания и сложилась вдвое. Когда она упала, Эгвейн с рычанием кинулась на нее, толкнув плашмя на пол, цапнула по-прежнему валявшийся неподалеку ошейник, защелкнула вокруг шеи женщины. Одним быстрым рывком за серебристую привязь она сдернула с колышка браслет и приспособила на свое запястье. Губы Эгвейн исказились, обнажив зубы, глаза с чудовищной концентрацией смотрели только в лицо Ринне. Уперевшись коленями в плечи су л'дам, она обеими руками крепко зажала женщине рот. Ринна содрогнулась в немыслимой конвульсии, глаза полезли из орбит; из горла вырывались хрипы, сдерживаемые ладонями Эгвейн; пятки замолотили по полу.

– Прекрати, Эгвейн! – Найнив вцепилась девушке в плечи, оттаскивая ее от Ринны. – Эгвейн, прекрати! Тебе не это надо!

Ринна лежала, тяжело дыша, с серым лицом, диким взглядом вперившись в потолок.

Вдруг Эгвейн кинулась в объятия Найнив, судорожно всхлипывая у нее на груди:

– Она мучила меня, Найнив. Мучила меня! Все они мучили… Они мучили и издевались надо мной, пока я не делала, чего они хотели. Я ненавижу их! Ненавижу за то, что они мучили меня, и ненавижу за то, что не могла не делать того, чего они от меня хотели.

– Знаю, – мягко сказала Найнив. Она пригладила волосы Эгвейн. – Все правильно, Эгвейн, ты их ненавидишь. Все верно. Они заслужили это. Но совсем неправильно, что ты позволяешь им сделать себя похожей на них.

Сита прижимала ладони к лицу. Ринна дрожащей рукой недоверчиво потрогала ошейник на своем горле.

Эгвейн выпрямилась, быстро утирая слезы.

– Я не такая! Я не похожа на них! – Она чуть не оцарапалась, стаскивая браслет с запястья, и отшвырнула его. – Нет, не такая! Но мне хочется их всех убить.

– Они это заслужили. – Мин мрачно смотрела на двух су л'дам.

– Ранд бы убил любого, кто сделал такое, – сказала Илэйн. Казалось, она ожесточала себя. – Уверена в этом.

– Наверное, они заслужили, – сказала Найнив, – и наверное, убил бы. Но мужчины зачастую путают месть и убийство во имя справедливости. У них редко хватает мужества для справедливости.

Ей часто доводилось выступать в качестве судьи в Круге Женщин. Иногда к ней приходили мужчины, считая, что женщины будут судить их дело лучше, чем мужчины из Совета Деревни, но мужчины всегда думали, что могут повлиять на решение красноречием или мольбами о милосердии. Круг Женщин выказывал милосердие, когда его заслуживали, но всегда – был справедливым, и именно Мудрая выносила приговор. Найнив подняла браслет, отброшенный Эгвейн, и закрыла его.

– Если б могла, я освободила бы здесь всех женщин, и уничтожила бы эти штуки до последней. Но раз я не могу… – Она аккуратно повесила браслет на тот же колышек, на котором болтался первый, потом повернулась к су л'дам. Эти уже не Вожатые, сказала она себе. – Может быть, если станете вести себя тихо, то пробудете тут достаточно долго, чтобы суметь снять ошейники. Колесо плетет так, как желает Колесо, и вдруг вы совершили столько добра, что оно перевесит причиненное вами зло, настолько, что вам позволено будет снять их. Если же нет, то рано или поздно вас найдут. И, думаю, кто бы ни нашел вас, вам зададут немало вопросов, прежде чем снять эти ошейники. Думаю, что вы, вероятно, на своей шкуре узнаете ту жизнь, на которую обрекаете других женщин. Такова справедливость, – заключила она, обращаясь к своим подругам.

В глазах Ринны плескался стылый ужас. Плечи Ситы тряслись, словно она рыдала, закрывшись ладонями. Найнив ожесточила свое сердце. Такова справедливость, сказала она себе. Именно такова. И Найнив вывела девушек из комнатки.

На выходящих женщин внимания обратили не больше, чем когда они входили. Найнив предположила, что благодарить следует платье су л'дам, но сама дождаться не могла, когда найдется время переодеться. Прикосновение к коже самой грязной тряпки – ощущение и то чище.

Девушки, тесно идущие за Найнив, хранили молчание, пока вновь не оказались на мощенной булыжником улице. Найнив не знала, чем вызвано это молчание: то ли тем, как поступила, то ли же опасением, что кто-то может их остановить. Она нахмурилась. Интересно, они что, почувствовали бы себя лучше, если б она заставила их потрудиться, велев перерезать горло этим двум женщинам?

– Лошади, – сказала Эгвейн. – Нам нужны будут лошади! Я знаю, где конюшня с Белой, но не думаю, что мы до нее доберемся. Придется оставить Белу здесь, – сказала ей Найнив – Мы отплываем на корабле.

А где все-то? – спросила Мин, и до Найнив вдруг дошло, что на улице пусто.

Людские толпы исчезли, не оставив ни следа; лавочки и окна вдоль всей улицы накрепко закрыты ставнями. Но вверх по улице, от гавани, двигался строем отряд шончанских солдат, сотня, а то и больше, сомкнутыми шеренгами, во главе с офицером в раскрашенных доспехах. Они находились на полквартала ниже по улице от женщин, но маршировали солдаты неумолимым, решительным шагом, и Найнив почудилось, что все взоры устремлены на нее. Да это же смешно и глупо! Они в шлемах, как я могу видеть их глаза? Да и вообще, если б кто-то всполошился, то тревога поднялась бы позади нас. Тем не менее Найнив остановилась.

– За нами еще больше, – пробормотала Мин. Теперь и Найнив слышала стук их сапог. – Не знаю, кто доберется до нас первым.

Найнив глубоко вздохнула:

– С нами это никак не связано. – Она глядела дальше приближающихся солдат, в гавань, забитую высокими неуклюжими кораблями Шончан. Найнив не могла разглядеть 'Ветку', но молилась про себя, чтобы судно еще было там, было готово к отплытию. – Мы просто пройдем мимо. – Свет, надеюсь, мы сумеем пройти!

– А что, если они захотят, чтобы мы пошли с ними? – спросила у Найнив Илэйн. – На тебе это платье. Если они начнут задавать вопросы…

– Я не вернусь, – мрачно заявила Эгвейн. – Лучше умру. Сейчас я им покажу, чему они меня научили.

Девушку вдруг словно окружил золотой ореол, так это выглядело для глаз Найнив.

– Нет! – воскликнула Найнив, но было поздно. С громоподобным ревом улица под первыми рядами Шончан взорвалась, землю, булыжники и закованных в латы людей разметало в стороны, точно брызги от фонтана. По-прежнему охваченная сиянием, Эгвейн резко развернулась лицом к другому концу улицы, и повторно проревел гром. Комья земли дождем осыпались на женщин. Шончанские солдаты с криками, но сохраняя порядок, рассыпались по переулкам и укрылись за крыльцами. В мгновение ока они исчезли из виду, не считая тех, кто лежал вокруг двух огромных ям, обезобразивших улицу.