обегали разноцветные кольца каймы, пусть даже ей и не разрешали еще обучать других. И за эти последние тринадцать недель Эгвейн выяснила, что не может удержаться. Она знала, как легко теперь касаться саидар. Она могла всегда чувствовать ее, ждущую, похожую на аромат духов или прикосновение шелка, притягивающую, манящую. И раз прикоснувшись к саидар, она редко могла остановиться на этом и не попытаться направлять. Попытки оказывались неудачными столь же часто, что и успешными, но неудачи лишь подстегивали девушку в стремлении продолжать и продолжать попытки. Зачастую это желание пугало Эгвейн. Сколько бы ей ни хотелось направлять, это пугало ее, как и то, какие скуку и монотонность бытия она чувствовала, когда не направляла, по сравнению с тем ощущением, когда направляла. Ей хотелось припасть к этому потоку, пить и пить, несмотря на предупреждения о том, что так можно сжечь себя, и это- то желание пугало ее больше всего. Порой ей хотелось, чтобы она никогда не приходила в Тар Валон. Но страх не мог надолго остановить ее, как и опасение, что ее поймает за самостоятельными занятиями кто-то из Айз Седай или из Принятых, кроме Найнив.
Правда, в своей келье было более-менее безопасно. Здесь же сидела и Мин, она устроилась на трехногом табурете и смотрела на Эгвейн, но та знала теперь Мин достаточно, чтобы понимать: Мин не побежит на нее ябедничать. Эгвейн подумала, как ей повезло, что после приезда в Тар Валон у нее появилось два хороших друга.
Комната, как и у всех послушниц, была маленькой, без окон. От белой стены к белой стене Найнив проходила за три коротких шага; у самой Найнив комната была куда больше, но, поскольку подруг среди других Принятых она не завела, когда ей хотелось с кем-то перемолвиться словечком, Найнив приходила в келью к Эгвейн. Порой даже как сейчас, когда ей не очень хотелось говорить. Крохотное пламя в узком очаге легко отгоняло первую прохладу подкрадывающейся осени, хотя Эгвейн и не была уверена, сослужит ли такую же добрую службу очаг и наступающей зимой. Обстановку дополнял небольшой столик для занятий, а небогатые пожитки Эгвейн либо висели аккуратно на вбитых в стену колышках, либо стояли на короткой полочке над столом. Послушницы обычно бывали слишком заняты, чтобы проводить много времени у себя в комнатах, но сегодня был свободный день, всего третий свободный день с тех пор, как они с Найнив приехали в Белую Башню.
– Сегодня Эльз телячьими глазами глядела на Галада, пока тот занимался у Стражей, – заметила Мин, покачиваясь на двух ножках табурета.
На мгновение маленькие шарики над ладонями Эгвейн дрогнули.
– Пусть себе смотрит на кого хочет, – небрежно ответила Эгвейн. – Представить не могу, какой мне- то тут интерес.
– Никакого, по-моему. Он ох как красив, и если б не держался так строго… Приятно на него посмотреть, особенно если он без рубашки.
Шарики яростно закружились.
– Вот у меня определенно нет ни малейшего желания любоваться Галадом, в рубашке или без нее.
– Не стоило мне тебя дразнить, – раскаивающимся тоном произнесла Мин. – Извини меня. Но тебе-то нравится смотреть на него – и нечего так на меня коситься! Да и почти каждой женщине в Тар Валоне нравится, если она не Красная. В тренировочном дворе, когда он отрабатывал упражнения, я видела Айз Седай, особенно из Зеленых. Проверяли своих Стражей, как они говорили, но что-то их не так много бывает, когда Галада там нет. Поглазеть на него приходили даже поварихи и служанки.
Шарики застыли в воздухе, и какую-то секунду Эгвейн смотрела на них. Они исчезли. Вдруг она захихикала.
– Он и в самом деле красив. Даже когда он идет, у него такой вид, будто он танцует. – Румянец на щеках стал гуще.
– Знаю, мне не след глазеть на него, но удержаться не могу.
– Я – тоже, – сказала Мин, – и я вижу, на что он похож.
– Но если он хорош?..
– Эгвейн, Галад настолько хорош, что заставит тебя волосы на себе рвать от отчаяния. Он запросто обидит любого из-за того, что сам служит великой цели. Он даже не заметит, кого он обидит, потому что сосредоточен на другом, но если обидит, то он будет ожидать, что окружающие поймут и согласятся, будто все верно и правильно.
– Наверное, тебе виднее, – промолвила Эгвейн. Ей была известна способность Мин смотреть на людей и видеть вокруг них нечто и истолковывать увиденное; Мин не рассказывала всего, что видела, и не всегда она что-то видела, но и этого хватало, чтобы Эгвейн ей верила. Она взглянула на Найнив – та продолжала мерить комнату шагами, бормоча под нос, затем девушка вновь потянулась к саидар и вернулась к беспорядочному жонглированию.
Мин пожала плечами:
– Наверно, я могу и тебе сказать. Он даже не заметил, что с Эльз творится. Он спросил у нее, не знает ли она, не собираешься ли ты после ужина, раз уж сегодня свободный день, погулять в Южном Саду. Мне ее даже жалко стало.
– Бедненькая Эльз, – проворчала Эгвейн, и шарики света над ее руками задвигались поживее. Мин рассмеялась.
С грохотом отворилась дверь, потянуло сквозняком. Эгвейн ойкнула и погасила шарики, прежде чем разглядела, что то была всего лишь Илэйн.
Золотоволосая Дочь-Наследница Андора рывком захлопнула дверь и повесила плащ на колышек.
– Только что услышала, – сказала она. – Слухи оказались верными. Король Галдриан мертв. Что означает войну за престолонаследие.
Мин фыркнула:
– Гражданская война. Война за престолонаследие. Сколько глупых названий для одного и того же! Какая разница, раз мы не об этом говорим? Это всё мы знаем. Война в Кайриэне. Война на Мысе Томан. В Салдэйе уже могли поймать Лжедракона, но в Тире по-прежнему воюют. И все равно большая часть всего этого – слухи. Вчера я слышала, как одна из поварих говорит, что она слышала, будто Артур Ястребиное Крыло идет маршем на Танчико. Артур Ястребиное Крыло!
– Мне казалось, что тебе не хотелось об этом разговаривать, – заметила Эгвейн.
– Я видела Логайна, – сказала Илэйн. – Он сидел на скамейке во Внутреннем Дворе, плакал. Увидел меня и убежал. Мне его так жалко стало.
– Лучше пусть плачет он, чем все мы, Илэйн, – сказала Мин.
– Я знаю, кто он такой, – с прохладцей заметила Илэйн. – Или, вернее, кем он был. Но теперь-то он уже не тот, могу же я почувствовать к нему жалость?
Эгвейн привалилась спиной к стене. Ранд. Логайн всегда наводил ее на мысли о Ранде. Сны о нем, вроде тех, что ей снились на 'Речной Королеве', ее больше не посещали, вот уже несколько месяцев. Анайя до сих пор заставляла девушку записывать все, что снилось, и Айз Седай проверяла сны девушки на знамения или на возможные связи с событиями, но о Ранде ничего не было, кроме снов, и это, как сказала Анайя, значит, что Эгвейн по нему скучает. Как ни странно, у нее было такое чувство, будто его больше нет, словно он пропал, не существует больше, исчез вместе с ее снами, через несколько недель после приезда Эгвейн в Белую Башню. А я сижу и раздумываю о том, как мило ходит Галад, с горечью подумала девушка. С Рандом все должно быть в порядке. Если бы его поймали и укротили, я бы что-то да услышала.
От этой мысли в сердце закрался холодок, что неизбежно случалось при мысли об укрощенном Ранде, Ранде, который плачет и хочет умереть – как Логайн.
Рядом с Эгвейн на кровать, подогнув под себя ноги, уселась Илэйн.
– Если ты, Эгвейн, втюрилась в Галада, то от меня сочувствия не дождешься. Я попрошу Найнив угостить тебя одной из тех ужасных смесей, о которых она все время твердит. – Она покосилась на Найнив, которая не заметила и того, как вошла Илэйн. – Что с ней такое? Только не говори мне, что и она вздыхает по Галаду!
– Я бы не стала ее трогать. – Мин нагнулась поближе к девушкам и понизила голос. – Та Принятая, Ирелла, – ну, кожа да кости, – заявила ей, будто она неуклюжая корова и у нее и половины Таланта нет, а Найнив съездила ей по уху.
Илэйн поморщилась.
