очень удивилась, завидев их вместе.

— Она так расстроилась, когда ты ушла, — проговорил Тимми, — так печально выла.

«Думаю, мы всё же не станем врагами на всю жизнь,» — подумала девочка.

Бродяжка выпрыгнула из рук Тимми и бросилась к Чармейн, радостно попискивая. Она принялась гарцевать вокруг её ног, ластиться и восторженно тявкать. Девочка поблагодарила Тимми, но из-за суетливого шума собачки не знала, расслышал ли он её слова. Чтобы наверняка выразить свою признательность, Чармейн ласково улыбнулась и кивнула ему на прощанье.

Магазин и пекарня мистера Бейкера располагались на набережной, и Чармейн могла пройти напрямик, но из-за увесистого мешка и Бродяжки, чапающей пешком, быстрее было добраться по Главной улице. Несмотря на то, что Главная улица являлась одной из старейших и многолюднейших улиц города, выглядела она неважно: без тротуаров, узкой змейкой вилась и петляла она среди домов и магазинов. Однако именно шикарнейшие магазины и делали ей славу. Чармейн неспешно шла вперёд, рассматривая дорогие витрины и не давая отстать бредущей сзади Бродяжке. Вечерело. Последние покупатели покидали магазины, рабочие спешили домой, а некоторые жители просто прогуливались перед ужином. Девочка шла, погружённая в свои мысли. С одной стороны она успокоилась, что ужин больше не доставит хлопот: «Пусть только Питер теперь попробует сготовить что-нибудь ужасное!». С другой же стороны девочка недоумевала: «У отца магический дар!» До сего момента Чармейн чувствовала ужасную неловкость и стыд за то, что взялась творить заклинание из «Книжицы палимпсестов», но теперь от них не осталось и следа. «Наверно, я унаследовала магические способности от отца! Великолепно! Теперь я знаю, что могу творить чары. Но почему отец не противился матери? Он же не меньше неё настаивал, чтобы я выросла уважаемой леди. Ох уж эти родители!» От мыслей об унаследованном даре Чармейн охватывал восторг.

Неожиданно сзади послышался нарастающий грохот конских копыт, и загремели зычные голоса: «С дороги! С дороги!»

Чармейн обернулась и увидела кавалькаду одетых в незнакомую форму солдат, стремительно несущуюся по узенькой улочке. Люди едва успевали отпрыгивать к стенам ближайших магазинов. Чармейн завертелась в поисках Бродяжки, споткнулась о ступеньку и свалилась на мешок, собранный отцом. Но она всё же нашла собачку и, подхватив одной рукой её, а второй упавший мешок, в последнюю секунду отскочила к стене. Тут же перед её носом пронеслись лошадиные ноги, стремена и кованые сапоги всадников. За ними рысила упряжка лихих вороных коней, над которыми то и дело свистел кнут возницы. Следом громыхала пышная карета, мерцающая хрустально-золотой отделкой, на запятках которой стояли два лакея в изящных шляпах, украшенных перьями. За каретой неслись ещё несколько конных солдат. Чармейн думала, что оглохнет от бесконечного грохота копыт.

Процессия скрылась за углом, и жители города начали приходить в себя. Бродяжка жалобно скулила, девочка по стене осела наземь.

— Что за чертовщина тут сейчас приключилась? — выдохнула Чармейн, обращаясь к стоявшей рядом женщине.

— Наследный принц Людовик, — откликнулась та. — Думаю, он направляется во дворец.

Женщина говорила прямо, в голосе и во взгляде читалась скрытая упёртость. Она немного походила на Софи Пендрагон. К ногам женщины прижимался малыш, который напомнил Чармейн маленького Моргана, вот только этот мальчик вёл себя тихо, как мышонок. Лицо ребёнка побледнело от страха, и девочка прекрасно понимала испуганного малыша — она сама переволновалась не меньше.

— Пораскинул бы мозгами, прежде, чем нестись во весь опор по узкой улочке! — яростно выпалила она. — Кто-нибудь мог пострадать!

Чармейн посмотрела на свой мешок с едой и обнаружила, что сырный пирог разломился пополам. Она взбесилась ещё больше.

— Почему он не поехал по набережной, она ведь куда шире, — не успокаивалась девочка. — Или ему всё равно?

— Думаю, что всё равно, — ответила женщина.

— Страшно подумать, каким он станет королём! — заметила девочка. — Скорее всего, просто отвратительным!

Женщина посмотрела на неё многозначительным взглядом.

— Я не слышала твоих слов, — произнесла она.

— Почему? — удивилась Чармейн.

— Людовик не терпит критики в свой адрес, — объяснила женщина. — И ему служат лаббокины, которые всякого заставят замолчать. Слышишь, девочка, лаббокины! Надеюсь, я единственная, кто слышал тебя.

Женщина подняла малыша на руки и поспешила прочь.

Всю оставшуюся дорогу Чармейн размышляла о происшествии на Главной улице. Оставалось только надеяться, что её король, Адолфус X, проживёт ещё очень и очень долго. «Или я подниму восстание! — думала она. — Силы небесные, доберусь я, наконец, домой или нет?»

Когда Чармейн всё же дошла до дома двоюродного дедушки Уильяма, она опустила Бродяжку на садовую дорожку и устало направилась на кухню. Питер сидел на бельевом мешке и мрачно разглядывал красный кусок мяса на столе. Рядышком с мясом лежала луковица и две морковки.

— Не знаю, что с ними делать, — вздохнул он.

— Забудь о них, — бросила ему Чармейн, водружая на стол свой мешок. — Я заходила к отцу — и вот, держи.

Девочка выудила две тетрадки, заляпанные сырной начинкой пирога. Она угрюмо вытерла их краем юбки и вручила парню.

— Тут рецепты и заклинания к ним.

Чармейн достала поломанный сырный пирог, помятые пироги со сладкой начинкой и раскрошенные пряники. На торте со взбитыми сливками красовались отпечатки коленок, и девочка ещё больше разозлилась на принца Людовика. Чармейн пересказала Питеру историю с каретой на Главной улице, пока они пытались собрать по кусочкам и привести в порядок сладкие пироги и пряники.

— Да, моя матушка говорила, он станет настоящими тираном, — чуть рассеяно откликнулся юноша, просматривая тетради. — Она сказала, что именно поэтому покинула Верхнюю Норландию. Не знаешь, эти заклинания нужно творить во время приготовления блюда или до или, может, после?

— Папа ничего не сказал. Думаю, ты и сам разберёшься, — проговорила Чармейн и направилась в кабинет двоюродного дедушки Уильяма, чтобы найти себе лёгкое интересное чтиво. «Жезл с двенадцатью ветвями» оказался неплохой книгой, но после неё девочка чувствовала, что её голова рассыпается на мелкие кусочки. Каждая ветвь Жезла имела по двенадцать ветвей, которые, в свою очередь, тоже имели под двенадцать ветвей. «Ещё немного, и я превратилась бы в дерево,» — думала Чармейн, рассматривая полки. Она вынула книгу с названием «Путешествие волшебника», надеясь найти в ней приключенческие рассказы. В некотором смысле, название не обмануло, но через несколько страниц девочка поняла, что ей попалась очередная книжка, рассказывающая, как шаг за шагом волшебник шлифует свои умения.

«Путешествие волшебника» вернуло Чармейн к мыслям об отце. «Теперь я совершенно точно знаю, что унаследовала от него магические способности, — думала она. — Я научилась летать и залатала трубу в ванной. Но мне нужно научиться управлять своими силами спокойно и сознательно, без криков, ярости и паники». Она всё ещё сидела и размышляла, когда услышала голоса Питера, зовущего её ужинать.

— Я испробовал заклинания, — не без гордости отметил парень. Он подогрел пироги и сотворил вкусный соус из лука и моркови. — И ещё я ужасно вымотался, исследуя новые пути.

— Золото искал? — бросила Чармейн.

— Само собой, — ответил Питер, — мы ведь знаем, что оно спрятано где-то здесь. Но мне посчастливилось в другом: я нашёл огромную пещеру, где живут кобольды. Они там мастерили всякую всячину. В основном, часы с кукушкой, но некоторые делали заварочные чайнички, а двое у входа чинили нечто похожее на диван. Я не разговаривал с ними, — не знаю, встретил я их в прошлом или будущем, — просто улыбался им и наблюдал за работой. Не хотелось их сердить. А как у тебя прошёл день?

— Ох, тот ещё денёк, — откликнулась Чармейн. — Началось с того, что Блик залез на крышу дворца. Я так перепугалась за него!

И девочка пересказала Питеру всё, что с ней произошло.