— Люди смущены, — ответил Саид. — Теперь, если ты в самом деле возьмёшь их к морю, а потом ничего не случится, боже мой, они действительно могут повернуться против тебя. Так что вот такие дела. Я позвонил папе Мишалы, и он согласился оплатить половину стоимости. Мы предлагаем тебе и Мишале — и, скажем, десяти — двенадцати! [1370] — крестьянам — лететь в Мекку в ближайшие же сорок восемь часов, самим. Резервирование возможно. Мы оставляем на твоё усмотрение отобрать тех, кто более всего достоин поездки. Тогда, конечно же, ты совершишь чудо для некоторых, вместо того, чтобы не совершить его ни для кого. И, на мой взгляд, само паломничество было чудом, в пути. Так что ты уже сделала очень много.
Он перевёл дух.
— Мне надо подумать, — сказала Айша.
— Подумай, подумай, — довольный, закивал Саид. — Спроси своего архангела. Если он согласится, так тому и быть.
Мирза Саид Ахтар знал, что, если Айша объявит, что архангел Джабраил принял его предложение, её власть будет разрушена навсегда, потому что крестьяне почувствуют её мошенничество, как и её отчаяние. — Но как ей выкрутиться? — Есть ли у неё на самом деле выбор? «Месть сладка», — сказал он себе. Когда девушка будет дискредитирована, он, конечно же, возьмёт Мишалу в Мекку, если на то по- прежнему будет её воля.
Бабочки Титлипура не пересекли порога мечети. Они облепили её внешние стены и луковицу купола, зеленовато мерцая в темноте.
Айша ночью: преследуемая тенями, ложащимися, поднимающимися, чтобы снова продолжить рыскать. Неуверенность кружила рядом с нею; затем пришла медлительность, и провидица, казалось, растворилась в тени мечети. Она вернулась на рассвете.
После утренней молитвы она спросила паломников, может ли она обратиться к ним; и они нехотя согласились.
— Минувшей ночью ангел не пел, — сообщила она. — Вместо этого он говорил мне о сомнении и о том, как Дьявол использует его. Я спросила: но они сомневаются во мне, что я могу сделать? Он ответил: только доказательство способно заглушить сомнение.
Всё внимание обратилось к ней. Тогда она рассказала им, что Мирза Саид предлагал ночью.
— Он велел мне пойти и спросить моего ангела; но я знаю лучше, — воскликнула она. — Как могла я выбирать между вами? Или мы все, или ни одного.
— Почему мы должны идти за тобою, — спросил сарпанч, — после этих смертей, ребёнка и прочего?
— Потому что, когда воды разделятся, вы будете спасены. Вы вступите в Славу Высочайшего.
— Какие воды? — возопил Мирза Саид. — Как они смогут расступиться?
— Следуйте за мною, — закончила Айша, — и судите меня по их разделению.
В его предложении содержался старый вопрос:
Был час отлива, когда шествие Айши спустилось по аллее возле Праздничной Гостиницы, чьи окна были полны жёнами кинозвёзд, щёлкающими своими новенькими полароидами, — когда паломники почувствовали, что городской асфальт стал шершавым и смягчился в песок, — когда они засеменили по плотной россыпи гниющих кокосовых орехов брошенных сигаретных пачек лепёшек пони неразлагающихся бутылок фруктовых очистков медуз и бумаги, — к коричневому песку, над которым склонились высокие кокосовые пальмы и балконы роскошных блочных домов с видом на море, — мимо команд молодых людей, мускулы которых были столь рельефны, что казались уродливыми, и которые исполняли гимнастические искривления всех мастей, в унисон, подобно убийственной армии балетных танцоров, — и мимо пляжных парикмахеров, клубменов и семей, пришедших подышать свежим воздухом или совершать деловые контакты или рыться в песке ради мусора себе на пропитание, — и уставились, впервые в жизни, на Аравийское море.
Мирза Саид смотрел на Мишалу, поддерживаемую двумя деревенскими жителями, ибо у неё больше не было сил стоять самостоятельно. Айша находилась возле неё, и Саиду казалось, что пророчица необъяснимым образом проступает сквозь умирающую женщину, что вся яркость Мишалы выпрыгнула из её тела и приняла эту мифологическую форму, оставляя скорлупу умирать. Потом он рассердился на то, что позволил себе тоже заразиться сверхъестественностью Айши.
Жители Титлипура согласились следовать за Айшей после долгого обсуждения, в котором она, по их настоянию, не участвовала. Здравый смысл подсказывал им, что будет глупо поворачивать обратно, когда они уже пришли и первая цель находится у них в поле зрения; но новые сомнения в умах крестьян иссушали их силы. Создавалось впечатление, что неуверенность эта появляется из некой созданной Айшей Шангри-Ла, потому что теперь, когда они просто шагали позади неё скорее, чем следовали за нею в истинном смысле слова, они, казалось, старели и заболевали с каждым сделанным шагом. Когда они увидели море, они были хромой, шатающейся, ревматичной, лихорадочной, красноглазой толпой, и Мирза Саид гадал, многие ли из них пройдут последние ярды до кромки воды.
Бабочки оставались с ними, высоко над головами.
— Что теперь, Айша? — обратился к ней Саид, охваченный ужасной мыслью, что его возлюбленная жена может умереть здесь, под копытами покатушечных пони и взглядами торговцев соком сахарного тростника. — Ты привела нас всех к краю гибели, но вот он, неоспоримый факт: море. Где теперь твой ангел?
С помощью крестьян она поднялась на незанятую
— Джабраил говорит, что море подобно нашим душам. Когда мы открываем их, мы можем двигаться сквозь них к мудрости. Если мы можем открыть свои сердца, мы можем открыть и море.
— Разделение было настоящим бедствием здесь, на земле [1371], — хмыкнул он. — Довольно много парней умерло, тебе стоило бы помнить. Думаешь, в воде будет иначе?
— Шш, — Айша внезапно приложила палец к губам. — Ангел уже рядом.
Было, в общем-то, удивительно, что, после привлечения к себе такого внимания, марш собрал на пляже толпу, которую можно было назвать в лучшем случае умеренной; но власти приняли много мер предосторожности, закрывая дороги, перенаправляя движение; поэтому на берегу находилась едва ли пара сотен зевак. Не о чем волноваться.
Что на самом деле
— Ангел! — воззвала Айша к паломникам. — Теперь вы видите! Он был с нами всегда. Теперь вы верите мне?
Мирза Саид созерцал возвращение к пилигримам абсолютной веры.
— Да, — рыдали они, прося у неё прощения. — Джабраил! Джабраил! Йа-Аллах.
Мирза Саид предпринял последнее усилие.
— Облака принимают множество форм, — кричал он. — Слоны, кинозвёзды, что угодно. Смотрите, оно изменяется даже теперь.
Но никто не обращал на него внимания; они взирали, исполненные изумления, ибо бабочки нырнули в море.
Крестьяне голосили и танцевали от радости.
— Разделение! Разделение! — орали они.
Кто-то из зрителей поинтересовался у Мирзы Саида: