— Но за кого можно выйти замуж на этом острове? — продолжала сеньора Магдалена. — Если и есть здесь какие-нибудь молодые французы, то они тоже охотники, а разве можно отдать девушку за кого-нибудь из этих ужасных людей?

Тут Хулия так побледнела, что мать, без сомнения, заметила бы это, если бы ее внимание не отвлек неожиданно появившийся в саду человек.

То был Педро-живодер. Он подошел поближе и вежливо, хотя и не без некоторого смущения, поклонился.

— Простите, — обратился он к сеньоре Магдалене, — что я осмелился без приглашения прийти к вам в дом, но мне необходимо поговорить с вами о важном деле.

— Говорите, сеньор, — ответила сеньора Магдалена.

— Я хотел бы поговорить с вами наедине.

Мать подала знак Хулии, и девушка немедля удалилась.

— Можете говорить, — сказала сеньора Магдалена.

— Так вот, сеньора, — начал Педро, запинаясь и ерзая на табурете, — дело в том… что… что… по правде говоря, я не знаю, с чего и начать.

— Говорите же, — улыбаясь, подбодрила его сеньора Магдалена.

— Так вот, сеньора, человек я честный и работящий.

— Без сомнения.

— Я довольно богат.

— Верю.

— Я не молод, но и не стар.

— Это всякому видно.

— И я хотел бы, то есть… мне подошло бы… вернее, мне надобно… в общем, я хочу жениться.

— Очень разумное желание.

— Еще бы не разумное. Но дело в том… что женщина… то есть дама, которую я избрал… которая, прямо говоря, мне подходит, это — вы… Вот я все и сказал…

Сеньора Магдалена ждала, что он попросит у нее руки Хулии, и уже готова была ответить презрительным смехом, но, узнав, что речь идет о ней самой, она онемела.

Медведь-толстосум вертел в руках шляпу, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

— И вы говорите это вполне серьезно? — спросила наконец сеньора Магдалена.

— Да, сеньора. Я хорошо все обдумал и полагаю, что этот брак выгоден нам обоим.

— Выгоден обоим? Почему же?

— Судите сами, сеньора. Ни вы, ни я уже не молоды, и нам не нужны все эти детские ухаживания. Не правда ли?

— Совершенно верно.

— А между тем и я не могу больше жить один и вам нужен мужчина, который заботился и пекся бы о вас и вашей дочери… Что ж… в конце концов… я кое-чего стою. Есть у меня капиталец, человек я работящий, а вы, женщина хозяйственная, опытная… да и личико у вас свежее и румяное, словно у пятнадцатилетней девочки…

Сеньора Магдалена залилась краской, но, несомненно, была польщена.

— Говорю вам, — продолжал живодер, — нам обоим выгодно пожениться и покинуть этот остров. В самый негаданный час здесь такое начнется… Ведь один бог знает, чего можно ждать от этих людей… А нам и без того здесь не сладко… Что же вы скажете на это?

— Вы сами понимаете, — проговорила сеньора Магдалена, — что на такой вопрос сразу не ответишь. Мне необходимо подумать. Откровенно говоря, я никогда не помышляла о вторичном замужестве. Кроме того, вы, испанцы, как мужья не внушаете мне большого доверия.

— Ах, сеньора, вы предубеждены. Примите мое предложение, и вам не придется раскаиваться. Очень скоро вы убедитесь, что как муж я стою не меньше лучшего из французов.

— Хорошо, я подумаю. Вы узнаете о моем решении…

— Сегодня вечером?

— Нет, не так быстро. Через три дня.

— О сеньора! Это слишком долго. Изберем золотую середину между вашей осторожностью и пожирающим меня нетерпением. Завтра я узнаю ваше решение, и, смею надеяться, оно будет благоприятным.

— Этого я сама еще не знаю. Но чтобы показать свою сговорчивость, я согласна, приходите завтра.

— Утром?

— Нет, вечером.

— Будь по-вашему. До завтра.

— До завтра.

Живодер вышел на улицу в отличном настроении.

«Признаться, вдовушка тоже недурна, — думал он. — Пожалуй, не вскружи мне голову эта девчонка, я был бы весьма доволен. Все мы, мужчины, таковы!»

После его ухода сеньора Магдалена глубоко задумалась и до самого вечера не произнесла ни слова. Хулия с беспокойством наблюдала за ней и ломала себе голову, пытаясь догадаться, чем мог этот человек так взволновать ее мать.

Уже стемнело, когда сеньора Магдалена позвала дочь к себе и плотно закрыла дверь. Девушка дрожала от страха: а вдруг мать узнала о ее любви к Антонио?

— Дочь моя, — начала сеньора. — Мне нужно сообщить тебе важную новость.

— Какую, матушка?

— Ты сама понимаешь, доченька, что живем мы тут одни, без защиты, без поддержки, одним словом, без мужчины в семье…

— Да, матушка.

— Что со всех сторон нам грозит опасность, особенно тебе, такой молодой и красивой…

Хулии показалось, что она догадывается, в чем дело.

— Значит, надо нам смириться перед судьбой, надо, чтобы к нам в семью вошел мужчина как наш законный защитник и увез нас с этого острова.

— Матушка! — воскликнула Хулия, уверенная, что ее хотят выдать замуж.

— Дочь моя, Хулия, так надо. Я понимаю твои чувства, но это необходимо.

— Но, сеньора!.. — начала Хулия и разразилась слезами.

— Не мучай меня, доченька, мне и самой это нелегко. Но так лучше для нас обеих, и я твердо решила выйти замуж.

— Ах! — воскликнула девушка, чувствуя, как камень свалился с ее сердца.

— Что ты об этом думаешь?

— Сеньора, вы сами себе госпожа. Если вы довольны своим выбором, то буду довольна и я.

— Я все обдумала и вижу, что в этом единственная надежда уехать отсюда.

— А кто же, сеньора, человек, заслуживший ваше доверие?

— Ах, дочь моя, я ничего от тебя не скрою. Он приходил к нам сегодня днем.

— Педро!

— Он самый. Он человек порядочный, хотя и грубоватый… Тебе он не нравится?

— Если он будет любить вас и вы будете счастливы, матушка, я полюблю его, как родного отца.

— Да благословит тебя бог!

Сеньора Магдалена поцеловала Хулию в лоб и, успокоенная, вышла из комнаты.

В эту ночь сеньора Магдалена, вновь почувствовав себя невестой, видела счастливые сны.

Живодер Педро Хуан де Борика так и сиял от радости, покидая дом вдовы Лафонт.

Он считал дело улаженным и понимал, что срок, назначенный сеньорой Магдаленой, означал лишь соблюдение приличий. До вечера он успел сообщить о предстоящей женитьбе всем, кого только ни встретил из своих знакомых, и, полагая, что эта сделка им кажется столь же удачной, как и ему, совсем