— Возможно, дочь моя.

— Послушайте, сеньор, допустим, я согласилась бы стать вашей возлюбленной. Что получилось бы из этого? Еще одна женщина среди сотни других, которые доставили вам наслаждение, презренная женщина, быстро и навсегда позабытая вами после минутного опьянения. А теперь разве вы забудете меня? Разве смешаете мое имя с именами множества других женщин? И разве мои проклятья и слезы не присоединились бы к горестным стонам множества других женщин, к их слезам, которые по ночам тревожат ваш сон? С опустошенным сердцем вы равнодушно высадили бы меня где-нибудь на Кубе или Ямайке. А я, я была бы навсегда погибшей женщиной, и мне не осталось бы иного выхода, как предложить себя вашим морякам. Да, я сделалась бы проституткой, и, если бы смерть не сжалилась надо мной в молодости, мне пришлось бы на закате жизни нищенствовать, чтобы добыть себе пропитание. Моя дочь не знала бы своей несчастной матери и тоже проклинала бы вас. Ведь верно?

— Верно, — согласился пират, помрачнев; ему вспомнились другие женщины, которых по его вине постигла эта жалкая участь.

— А вместо всего этого я вас люблю и благословляю, как моего отца и спасителя; моя дочь станет вашей внучкой; сердце ваше переполнено чувством нежности, доселе вам незнакомой; вы испытываете блаженное и чистое счастье, которое нельзя купить ни за какие сокровища земные, — его может дать душе лишь добрый поступок. Не правда ли, вы довольны собой?

— Да, дочь моя, да.

— Одной возлюбленной меньше, сеньор, вот и все. Правда, она показалась вам сперва прекрасной, но, овладев ею, вы быстро пресытились бы доступной любовью. Взамен этого вы приобрели целую семью.

— Что верно, то верно, — подтвердил растроганный Морган.

Он уже, казалось, примирился с ролью нежного отца Марины.

Меж тем дону Энрике лишь редко, да и то издалека удавалось видеть молодую женщину; но он знал, что она весела и довольна, а кроме того, она не призывала его на помощь, и юноша мог предположить одно из двух: или пират отказался от своих любовных притязаний, или же Марина удовлетворила их и счастлива.

Сборы пиратов были закончены, флотилия готовилась выйти в море. Адмирал доверил дону Энрике командование «Отважным»; Хуан Дарьен стал вице-адмиралом.

Как-то утром, перед тем как сняться с якоря, дону Энрике понадобилось взойти на флагман, чтобы повидаться с Морганом. Пирата на судне не оказалось; сидя одна на палубе, донья Марина смотрела вдаль.

Дон Энрике подошел к ней.

— О, дон Энрике! — обрадовалась молодая женщина. — Я вас как раз хотела видеть.

— Я очень рад, что невольно угадал ваше желание, сеньора. Чем я могу быть вам полезен?

— О, я просто хотела рассказать вам, что одержала победу и счастлива.

— Вы, счастливы, сеньора?

— Да. У адмирала большое, благородное сердце; он не только пощадил меня, но даже дал мне надежду, что когда мы подойдем к материку, я смогу вернуться к мужу и дочери.

— Сеньора, вы творите чудеса. Поздравляю вас. Для меня это был вопрос чести, я только сожалею, что ничем не мог помочь вам.

— Напротив, вы очень помогли мне, — мысль, что поблизости находится человек, который принимает во мне участие, придала мне мужества.

— Так или иначе, сеньора, я еще раз подтверждаю свое обещание помочь вам.

— Я рассчитываю на вас и в доказательство хочу сообщить вам мой план. Мы будем плыть на разных кораблях, не так ли?

— Да, сеньора.

— Вы на каком идете?

— Я командую «Отважным», отсюда его хорошо видно. Мы его отбили у испанцев; приглядитесь к нему — на носу у него лев с короной.

— Я запомню. Так вот, слушайте: во время плавания постарайтесь держаться поближе к нам и знайте: если я взмахну белым платком, значит, у меня все благополучно, красным — значит, я в опасности, а черным — значит, я в беде.

— Хорошо, я постараюсь идти так, чтобы каждый день получать от вас вести. В знак того, что я вижу вас и понял ваше сообщение, я взмахну белым платком.

— Прекрасно. А теперь ступайте, сейчас здесь будет адмирал.

Морган в самом деле приближался. Дон Энрике отошел, но пират успел заметить, что Энрике ведет оживленный разговор с доньей Мариной.

Ревнивое подозрение необычайно легко вспыхивает в сердце мужчины, вступившего в зрелый возраст; потеряв уверенность в собственных силах, он боится, что любимая женщина найдет себе по сердцу более молодого, и готов в каждом юноше видеть своего счастливого соперника. Он не верит в прочность своей победы, полагая, что женщина согласилась принадлежать ему то ли из страха, то ли из расчета, а втайне любит другого.

Змея ревности ужалила сердце Моргана. Однако ему удалось сдержать себя. Скрывая, что происходит у него в душе, он с улыбкой обратился к дону Энрике:

— Здорово, молодой капитан! Все ли у вас готово?

— Все, — ответил дон Энрике, — моему кораблю не придется завидовать другим судам.

— Значит, вы довольны?

— Даже больше, чем вы можете предположить.

Если человек встревожен, если им безраздельно владеет одна назойливая мысль, всякое случайно оброненное слово приобретает в его глазах особое значение. Когда дон Энрике сказал: «Больше, чем вы можете предположить», — Морган вздрогнул.

— Меня это радует, — ответил он, стараясь сохранить спокойствие, — вы знаете, как я вас люблю.

— Знаю, сеньор, вы для меня отец.

— Как? — помрачнев, воскликнул пират, и в памяти его мгновенно возник недавний разговор с доньей Мариной.

— Это значит, сеньор, что вы благоволите ко мне, как отец.

— Не стоит говорить об этом, — ответил, спохватившись, Морган.

— Прошу прощения, если мои слова задели вас, но я вам так признателен за ваше доброе отношение. Однако мне пора, ведь мы скоро выходим в море.

— Да, ступайте.

Дон Энрике повернулся, чтобы уйти, но адмирал его окликнул. Ему захотелось посмотреть на лица юноши и доньи Марины, когда они будут говорить друг с другом в его присутствии.

— Слушаю сеньор, — сказал, возвращаясь, дон Энрике.

— Я хочу познакомить вас с одной молодой женщиной, если только вы не были с ней знакомы ранее.

— Мне кажется, я говорил вам, что познакомился с ней в Мексике.

«Они знают друг друга и обманывают меня», — подумал Морган, а вслух произнес:

— Так вам тем более следует подойти к ней. Я ее люблю больше, чем родную дочь.

Они направились к донье Марине. Ни Марина, ни Энрике не подозревали, что происходит в эту минуту в душе адмирала.

— Сеньора, — сказал Морган, — этот юноша, который был знаком с вами еще в Мексике, желает с вами проститься.

Донья Марина церемонно поклонилась, дон Энрике учтиво произнес:

— Припадаю к вашим стопам, сеньора. — Потом протянул руку пирату. — Прощайте, сеньор.

— Прощайте, Антонио, — ответил Морган, пожимая руку юноше.

Спускаясь по трапу в шлюпку, дон Энрике подумал:

«Адмирал сегодня печален. Может быть, получены плохие вести?»

А Морган меж тем говорил себе:

«Притворщики! Как все ловко разыграно! Не слишком ли холодное прощанье для двух старых знакомых?