Когда он за ланчем пытал Луизу, о чем рукопись, она отнекивалась, посмеиваясь над ним. Джек снова схватил рукопись, пропустил ее под большим пальцем и бросил, раскрытую, на кровать. Встал, налил ванну чуть не до краев и погрузился в воду с бутылкой виски в руке.

Поставив бутылку на грудь, он задремал в постепенно остывающей воде, и ему приснилась забитая хламом комната в отцовской квартире. Все эта груда старья стала вываливаться наружу; Джек уперся спиной в дверь, но не мог ее удержать.

Он очнулся, вылез из ванны. Мысли о Луизе вызвали у него эрекцию. Он пожалел, что не пригласил ее куда-нибудь пообедать. Но Джек был стеснителен, он стал бы переживать, получив отказ, поэтому он редко приглашал куда-нибудь девушек, да и в любом случае она не так поняла бы его.

Рукопись по-прежнему лежала на кровати страницами вниз. Отогнав непотребные мысли о сестре, Джек снова взял рукопись, перевернул и с удивлением увидел, что первая страница покрыта буквами. Он пролистал дальше — то же самое. Буквы были бледные, не очень четкие, но становились ясней прямо у него на глазах.

Он вернулся к первой странице, озаглавленной:

Сначала шло короткое предисловие. Читая его, Джек словно слышал отцовский говор с его смягченными гласными:

Джек спрашивал себя, кому предназначено это вступление — читателю вообще, тому, кто первым откроет папку, или конкретно ему, Джеку Чемберсу? Латинская цитата в конце предисловия, подумал он, та же, что на промокательной бумаге. Джек не имел понятия, что она означает.

Не выпуская бутылку из рук, он уселся на кровать и принялся читать рукопись. Она открывалась замысловатым вступлением, написанным в своеобразной поэтической манере. Джеку стоило немалых усилий заставить себя продолжать чтение, но после первых тридцати страниц он в очередной раз пришел к заключению, что отец был сумасшедшим. Речь в рукописи шла о невидимости в прямом смысле — как стать невидимым для других людей. Описывался комплекс упражнений, большинство которых включало в себя сидение в темноте. Дойдя до места, где предлагалось просидеть два часа в чулане, чтобы увидеть фиолетовый свет, Джек фыркнул и отшвырнул рукопись.

Однажды в Нью-Йорке много лет тому назад Тим Чемберс устроил роскошную вечеринку, созвав на нее множество блестящих молодых людей. Было много спиртного и дури, и перед рассветом, когда все пытались прийти в себя, Тим заставил Джека сидеть в чулане, пока тот не увидит «фиолетовый свет», что Джек воспринял как забавную игру. Он со смехом сделал, как его научил Тим, но, сидя там, уснул. Заспанный и смущенный, он вышел из чулана и попытался присоединиться к гостям, однако все притворялись, что не видят его. Не обращали на него внимания. В конце концов он взял одну из девушек за руку, и она завизжала. Все окружили ее.

— Кто-то схватил меня! — жаловалась она.

Тут Тим «увидел» Джека.

— А вот и он! Джек, где ты, черт побери, пропадал?

— Сидел в чулане, — рассмеялся Джек.

Вид у всех был озадаченный.

— Ну ладно, — сказал Джек. — Пошутили, и будет.

Но они будто сговорились, несомненно по наущению старика, и утверждали, что Джека вообще не посылали сидеть в чулане. Джек уже начал подумывать, что ему, может, что примешали в травку, которую он курил. С отвратительным ощущением близкой паранойи он смотрел на уставившуюся на него с любопытством компанию. Кто-то предложил самокрутку, но он отказался, сказав, что с него, кажется, достаточно.

Они засмеялись, словно он был Оскар Уайльд.

— Как у него было с психикой? — спросил Джек.

— Нормально, он был личность, вот в чем дело. — ответил Майклсон. — Побольше бы таких.

Дверь в кабинет Майклсона открылась, и молодая латиноамериканка внесла поднос с кофе. На ней были красного цвета блузка со стоячим воротничком и волнующе короткая юбка. Поставив поднос на письменный стол Майклсона, она стала разливать кофе по чашкам. Кабинет наполнился крепким ароматом.

— Может, он и был личность. — проговорил Джек, не отрывая взгляда от льющейся из кофейника струйки, — но, думаю, еще и абсолютно сумасшедший.

— Как мне нравится ваш акцент! — сказала секретарша. Она закончила разливать кофе и стояла, сложив руки за спиной и слегка выставив бедра. — Так бы и слушала вас целый день.

— Салли, Джек здесь затем, чтобы распорядиться имуществом Чемберса. — беспечно сказал Майклсон, будто сватать клиентов секретарше было в порядке вещей. — Он в Чикаго один и пробудет здесь несколько дней.

— Кто-то должен позаботиться о том, чтобы вы не скучали, — заявила Салли, покидая кабинет.

— Бесподобная девка, — сказал Майклсон, когда дверь за ней закрылась.

— Я спросил, как по-вашему, он был нормальный?

— Никогда нельзя было угадать, в каком он будет настроении. Вот все, что я могу сказать.

— Вы узнали что-нибудь новое об этой Ширер?

— Безусловно. Натали Ширер в Риме. Дозвониться до нее мне не удалось. Можем послать кого- нибудь туда.

— Во что это обойдется?

— Вам это не будет стоить ни гроша. Продажа дома покроет все расходы, сколько бы вы за него ни выручили. Вы были в Вечном городе? Мусорная свалка. Чертова каменоломня. Вряд ли вам захочется ехать туда и искать ее там.

— Я подумаю.

— Это ваше право. Я предоставлю вам всю информацию, которую мы добудем. Как вы поладили с Луизой Даррелл? Самодовольное ничтожество, не считаете?

— Не согласен с вами, она — замечательная женщина.

Джек решил, что Майклсон ему не нравится.

Он вышел из кабинета, и Салли выдала ему подробную информацию о местонахождении Натали Ширер в Риме. Она засыпала его вопросами, рассеянно перекладывая папки с места на место, лишний раз лизнула конверт, прежде чем заклеить его. Потом спросила:

— Не хочешь пригласить меня на свидание?

Джек, с момента достижения зрелости жаждавший встретить женщину, которая возьмет на себя инициативу, смотрел на нее, хлопая глазами.

— Я в твоем распоряжении, — сказала Салли.