смотрите на меня так!
Я икнула и тут почувствовала, как подо мной растекается теплая лужа. Испугалась и заорала:
– Рожаю!!!
Ко мне подошли, пощупали живот, похвалили и ушли. Через минуту пришла акушерка, поменяла мне простынь и села рядом.
– Боишься? – спрашивает, а сама улыбается. Очень смешно. Из нее вода не течет…
– Боюсь, – честно отвечаю. И тут же меня колотить начало, как в ознобе.
– Завтра бегать уж будешь. Колбасой по коридору. Улыбается.
Я рот открыла, чтоб ответить что-то, и тут дыхание перехватило: по всему позвоночнику прошла волна боли, докатилась до коленей и пошла на убыль.
Сын твердо решил родиться до полуночи.
…Через три часа я лежала на мокрой от моего холодного пота кушетке, сквозь багровую пелену боли видя только свои покусанные руки и чьи-то холодные пальцы, убирающие с моего лица прилипшие волосы, и при каждой новой схватке выгибалась дугой.
Кто-то перевернул меня на бок и сделал укол. Стало легче.
Потом я увидела трех девочек-практиканток, которые без интереса смотрели мне куда-то между ног и тихонько переговаривались:
– Порвется…
– Не-а.
– Спорим?
– Не буду.
– Голова лезет…
– Надо Елену Анатольевну позвать… Голова лезет?! Уже?! Где?!
Руки непроизвольно потянулись под живот, но тут же были перехвачены на полпути.
– Ты че? Куда ты руками лезешь? Инфекцию занесешь! Второе дыхание открылось. На выдохе быстро спрашиваю:
– Волосы какого цвета?
– Темные. Плохо видно.
– А глаза? Глаза видно? Сдавленное хихиканье:
– Угу. Еще как.
Пришла врач. Тоже посмотрела. На голову и на часы. Потом протянула мне руку.
– Вставай. Только осторожно, на голову ему не сядь. Боком, боком поднимайся… Вот так… теперь идем… Тихонечко, не упади… Теперь давай лезь на кресло… Ножки вот сюда клади… Вот эти, как будто рычаги, видишь? Хватайся за них двумя руками, подбородок прижми к груди и тужься! Давай! Ну, еще чуть-чуть!
Ничего не вижу уже. Глаза щиплет от пота, волосы в рот лезут. Заколку где-то за кушеткой потеряла. Тужусь так, что позвоночник трещит. Слышу, как трещит.
– Давай, давай еще сильнее! Стоп! Все! Не тужься! Кому сказала – не тужься! Голова вышла, теперь тельце само родиться должно. Дыши, дыши глубже и не тужься, а то порвешься…
Не тужься. Как будто я могу это контролировать. Но – стараюсь. Дышу, как паровоз Черепановых на подъеме. Хлюп.
Такой странный звук… Как будто кусок сырой печенки на пол уронили.
И – пустота внутри. И дышать можно стало. Зажмурилась и почувствовала, что мне на живот что-то положили.
Теплое. Мокрое. Скользкое. И живое. И оно ползет!
Открываю глаза… Тяну руки. Накрываю ладонями маленькое, жидкое, как у лягушонка, тельце…
СЫН… Это МОЙ СЫН!
Животом чувствую, как стучит его маленькое сердечко. Кто-то осторожно убирает мои руки и просит:
– Еще потужься разок, девочка… Делаю все, как просят.
Через полминуты слышу детский крик. Поворачиваю голову вправо: надо мной стоит врач. Лица его не вижу – оно за повязкой. Вижу глаза. Морщинки лучиками разбегаются в стороны:
– Ну, смотри, мамочка, кто у нас тут?
Смотрю во все глаза. Улыбка до крови надрывает сухие, потрескавшиеся губы…
Потерянно смотрю на морщинки-лучики и выдыхаю:
– Сынулька… Все смеются.
Мне осторожно кладут на живот сына. Сын ползет к моей груди и тоненько плачет. Прижимаю к себе родного человечка, боясь его раздавить. Слезы капают на подбородок и на сыновью макушку. Целую его в головку и всхлипываю:
– Сын… Мой сын… Мой сыночек, моя кровиночка, моя радость маленькая… Мой.. Только мой… Самый красивый, самый любимый… Мой Андрюшка!
Имя выскочило само по себе. Почему вдруг Андрюшка? Хотели Никитку…
Но вы посмотрите: какой же он Никитка? Он не похож на Никиту! Это же самый настоящий Андрюшка!
Я ждала тебя, сын. Я очень тебя ждала. У тебя есть дом, малыш. Там есть маленькая кроватка и желтый горшок. Есть коляска и игрушки. Там живут твои папа, бабушка и дедушка. Там теплое одеяльце и ночник- колобок. Тебе понравится там, сын…
На часах – ровно полночь.
Меня на каталке вывозят в коридор и протягивают телефонную трубку.
Прижимаю к уху кусок казенной пластмассы, пахнущей лекарствами, облизываю губы и шепотом туда сообщаю:
– Папа Вова… У нас уже целых полчаса есть сын! Он маленький, красивый, и его зовут Андрюша. Мы ошиблись, папа… Это не Никита. Это Андрюша. Наш сын!
К Пашке на кухню я вернулась только через полчаса.
– Уснул? – шепотом спросил он.
– Похоже, да… – шепотом ответила я.
Телефонный звонок раздался так неожиданно, что мы с Пашкой вздрогнули.
– Блин, кому руки оторвать? – прошипела я, разыскивая трубку радиотелефона. – Одиннадцатый час вечера, между прочим.
Трубка обнаружилась у Пашки под задницей.
– Алло! – по-прежнему шепотом спросила я в трубку.
– Белка, я тебя не разбудил?
Ну, ё-мое… Сегодня просто праздник какой-то! Динька.
– Диня, твою мать! Ты на часы смотришь? У меня только-только Дюшка уснул!
– Блин, прости, не посмотрел… – Диньке явно неудобно. – Слушай, я могу к тебе через полчаса зайти?
– Что-то случилось или соскучился?
– Соскучился.
– Тогда зайди в магазин, возьми «Трофи» фейхоавовый, пару баночек, и дуй ко мне. Кстати, я не одна.
– Ага, – ответил Диня, и тут же осекся: – А с кем ты?
– С мужиком, – серьезно ответила я и посмотрела на Пашку.
Денис пребывал в явном замешательстве:
– Может, я тогда лучше в другой раз зайду?
– Не-а. Именно сейчас. Я очень хочу вас познакомить. Положив трубку, я снова посмотрела на Пашку.
– Не ссать. Щас ко мне зайдет мой самый лучший друг. Считай, брат. Познакомитесь. Только, чур, сидеть тихо.
Пашка улыбнулся.
