есть и любимые книги. К которым всегда возвращаешься… »
В один из таких вечеров, в конце декабря, раздался звонок в дверь.
С неохотой оторвавшись от «Унесенных ветром», я пошла открывать.
– Кто? – рявкнула через дверь, не глядя в глазок. Я вообще никогда в него не смотрю.
– Здравствуйте, – раздался с той стороны смутно знакомый голос, – а Ксения дома?
Я щелкнула замком, открыла дверь и с визгом кинулась на шею стоящему на пороге человеку.
– Пашка! Рыжик! Господи, ты как меня нашел ?! Я… У меня… Блин, у меня слов нет! Это самый лучший новогодний подарок из всех, что мне дарили!
– Надеюсь, это были очень дорогие подарки? – спросил Пашка, прижимая меня к себе.
– Бесценные, Пашка! Вернее, бесценный. Потому что он был единственным – рисунок моего Андрюшки. Что ты тут стоишь, как неродной? Давай, проходи скорее, я тебя чаем напою.
В прихожую, волоча за собой пластмассового ослика на веревочке, вышел Андрюшка и с любопытством уставился на незнакомого дядю.
– Папа? – поинтересовался у него мой отпрыск.
– К сожалению, нет, – избавила я Пашку от ответа на неожиданный детский вопрос.
– А кто? – продолжал проявлять любопытство сын. – Дед Мороз?
– Да, – твердо ответил Пашка и присел на корточки. – Я Дед Мороз.
– А почему у тебя бороды нет? И где твоя шуба? – Андрю-ша совершенно точно знал, что должно быть у Деда Мороза.
– Бороду я сбрил, – серьезно ответил Пашка, – а шубой укрыл в лесу зайчиков. Им там холодно было, они под елочкой сидели, замерзали. А теперь им тепло и хорошо.
Андрюша склонил голову на бок и недоверчиво задал четвертый вопрос:
– А подарки где?
Я занервничала. Пашка явно переигрывал. И если он сейчас скажет, что подарки тоже отдал зайчикам, Андрюшка окончательно расстроится. Заплакать, конечно, не заплачет, а вот расстроится – это точно. И я стала потихоньку отползать в сторону кухни, чтобы незаметно достать из шкафчика шоколадного зайца из купленного мною заранее новогоднего подарка и всучить его Пашке. Но заяц не понадобился.
– Подарки, говоришь? – прищурился Пашка. – А вот ты скажи мне сначала: ты хорошо себя вел? Маму слушался? В садике девочек не обижал?
– Да! Да! Нет! – отвечал Дюшка, азартно обшаривая глазами Пашкину куртку и прикидывая, где у Деда Мороза могут быть спрятаны подарки.
– И не капризничал?
– Нет!
– И стишок мне расскажешь, наверное?
– Не-а! – неожиданно ответил мой сын и тут же продолжил: – Я песенку знаю, очень хорошую…
Я нахмурила брови, вспоминая, что это может быть за хорошая песенка.
Пашка совсем по-стариковски крякнул:
– Вот оно что… Ну, пой тогда песенку, внучок. Сын отпустил веревочку от ослика, глубоко вдохнул и громко
запел:
– Еще совсем малюсенькие ножки, еще совсем не ходят по дорожке, и все друзья, увидев, замечают: глаза похожи на папу… – Тут Андрюша запнулся, на секунду задумался и заголосил: – Мой родной сыно-о- ок!
У меня защипало в носу, и я незаметно выскочила на кухню, сделав вид, что занята приготовлением чая. Реакцию Пашки я не видела, но очень хорошо представляла.
– Какие ты хорошие песни знаешь, Андрюша… – раздался Пашкин голос. – Держи подарки, малыш.
В прихожей что-то зашуршало, а потом раздался топот, и на кухню влетел раскрасневшийся Дюшка, сжимая в руках пакетик со сладостями и красную железную машинку.
– Мам! Смотри, что мне Дед Мороз принес!
– А ты спасибо дедушке сказал?
– Ой… Забыл. Щас скажу! – покраснел еще больше сын и умчался обратно. – Мам, – крикнул он через секунду, – а дедушка уже ушел…
Я выронила коробку с чаем.
– Куда?!
– В ванную…
Я наклонилась, подняла с пола коробку и подмела просыпавшуюся заварку. В ванную… Значит, насчет Пашкиной реакции я не ошиблась.
Я уже разлила в три кружки чай, когда он вошел на кухню. С мокрым лицом и волосами.
– Умывался? – спросила, не глядя.
– Освежил лицо.
– Расчувствовался, Дед Мороз?
Пашка протянул руку и развернул меня лицом к себе.
– Откуда в тебе этот цинизм, Ксюш? Я смотрела прямо в его голубые глаза.
– А ты поживи, как я.
– Я понимаю…
– Да ни черта ты не понимаешь! – Я скинула Пашкину руку и наклонилась над своей кружкой. – Я одна живу и тяну Андрюшку, Паш. Я устала. Устала как собака. Я ему за маму и за папу. За папу даже чаще. Потому что мужика вырастить хочу, а не педика. Он у меня уже даже не плачет, когда ему больно, – после того как я как-то пообещала ему купить лифчик пятого размера, если он будет реветь, как девчонка… Сказала, что в садик его в этом лифчике отведу…
Пашка поцеловал меня в макушку и крепко обнял за плечи.
– Ксюша, ты перегибаешь палку, родная… Он же еще маленький…
Я вымученно засмеялась.
– М аленький? Да ни черта подобного! Мы с ним недавно возвращались вечером домой и встретили у подъезда соседку, тетю Люсю. У нее своих внуков нет, а детей она любит. Хорошая такая женщина, милая… Так вот, мы ее встретили, и она Андрюшке говорит: «Дюшенька, может, пойдешь жить ко мне? У меня собачка есть живая, квартира большая, игрушек красивых много. Пусть мамочка твоя отдохнет, одна поживет, она ж работает, устает, а я давно на пенсии…» И мне подмигивает, мол, не обижайся, шучу. Андрюшка так задумался, прям по мордашке вижу: думает всерьез. Живая собачка – это круто. Он молчит, и мы с тетей Люсей молчим. И тут Дюша вкладывает свою руку в мою ладонь и говорит соседке: «Я б пошел… Да кто ж тогда мать мою кормить будет?» Мы с тетей Люсей минуты две в ступоре стояли, не зная: то ли смеяться, то ли плакать… А ты говоришь – маленький еще…
Пашка задумчиво кинул мне в чай два куска рафинада.
– Как обычно? Два?
Я улыбнулась и потерлась щекой о Пашкин рукав.
– Я уже клала сахар, Пашк…
– Дед Мороз! – влетел на кухню Дюшка. – Ты еще у нас посидишь? Не уйдешь?
– Ни за что, – серьезно ответил Пашка. – Ну-ка, иди ко мне быстренько.
Андрюшка вскарабкался Пашке на колени и запустил руку в конфетницу.
– Ну, теперь ты рассказывай: где был, как жил, как нас нашел? – спросила я Пашку, не называя по имени. Ведь Деда Мороза не могут звать Пашкой, правда?
Рыжий скосил глаза на Дюшеса и, старательно подбирая слова, заговорил:
– Ну, как я жил? После того как ты ушла, я недолго у Иры проработал. Нет, ты тут ни при чем. У меня мать заболела сильно. Там, в Запорожье. Мы с Лехой, с братом, подбили все свои бабки и слиняли от Ирки без предупреждения. Ну вот, полгода я с матушкой жил. Болела она тяжко, долго… А весной прошлой умерла… Знаешь, я все время хотел тебе позвонить, но стеснялся. Ты с Женькой жила… Кстати, а что с ним?
Я кивнула на Дюшку и прикрыла глаза. Мол, потом расскажу, не при ребенке же, а ты продолжай, продолжай.
