Заинтригованный Никола перестал писать. Ги де Парей вопросительно посмотрел на Аркура.

— Свинец и сера. Вот что положили в пустые глазницы палача.

— Свинец и сера, — недоверчиво повторил начальник стражи.

Лекарь встал.

— Именно то, чем пахнет алхимик.

Сент-Уэн, улица Данте, наши дни

Улица пропахла плесенью. Тротуар, грязные стены киосков, дорога — все купалось в стойком гнилостном запахе. Словно вот уже несколько десятилетий атмосфера вбирала в себя этот аромат разложения. Этот запах не чувствовался ни на параллельной, ни на перпендикулярной улице, нет, только на коротком промежутке в сотню метров, затерянном между улицей Мишле и зданием мэрии. Даже сухому ночному холоду не удавалось развеять тошнотворный запах, которым пропитался окружающий бетон.

«Какая мерзость», — подумал он, вытаскивая клинок из ножен.

Ему хотелось бы найти более приятную обстановку, но этот уголок был единственным местом, где он мог выполнить свою задачу, не привлекая внимания местных жителей. Стоя возле двери в углу большого гаража, используемого не по назначению, он, вооружившись кинжалом, поджидал свою жертву. Человек не должен был опоздать.

«Плохие журналисты всегда пунктуальны», — подумал он, заметив серую кошку, готовую прыгнуть на такую же, как и она сама, жирную крысу.

Я брат по крови. Я есмь Избранник мести.

Возбуждение нарастало. Он почувствовал, как кровь прилила к голове, словно то был атавистический рефлекс. Он уже видел, какое лицо будет у журналиста, когда он вонзит кинжал ему прямо в сердце.

Двойное убийство в резиденции масонских послушаний послужило катализатором. Отныне он знал, что не сможет остановиться, выполняя возложенную на него миссию. Убивать стало для него таким же естественным актом, как… Он на мгновение задумался, не в состоянии подыскать сравнение. Еда? Питье? Секс? Ничто не подходило по значению. Но нет, конечно, великая тайна! Или, возможно, поиски величайшего секрета, пробуждавшего в нем жажду крови. Он не стал проводить параллелей, но это годилось.

А теперь он собирался совершить новое убийство. Последнее перед поездкой в Нью-Йорк. Убийство для удовольствия, но также и ради пользы. Не для его поисков, а для общества в целом. Он избавит общество от одного паразита.

Он посмотрел на часы. В принципе, его добыча должна была предстать перед ним через четыре минуты. Она уже покинула редакцию и, как всегда, направилась на станцию метро тринадцатой линии, к «Мэрии Сент-Уэна».

Он не встречался с этим журналистом уже десять лет. Проходимец немало поиздевался над ним, когда писал статью о молодых руководителях предприятий, которые организовывали стажировки для самых активных сотрудников. В 1990-е годы это было модно. Наивный, он попал в ловушку, устроенную писакой, который опубликовал фотографию, где он был заснят в спецовке и берете среди своего «войска», и привел в статье любимые в его «боевых цехах» ругательства. После опубликования статьи его стали называть доморощенным диктатором, а его служащие, друзья по Движению предпринимателей Франции и даже жена начали подтрунивать над ним. Он впал в депрессию, и ему пришлось лечиться целых шесть месяцев.

Тогда впервые он ощутил всепоглощающую ненависть и непреодолимое желание убить кого-нибудь. Во время психотерапевтического сеанса врач объяснил ему, что желание совершить убийство было нормальным, в отличие от самого действия.

Так что же, теперь он, перейдя к действиям, обрел уверенность в себе? Собственно говоря, это убийство не вписывалось в логику его поисков. Просто оно доставляло ему дополнительное удовольствие. Небольшая месть, похожая на баловство.

Он услышал шаги, гулко раздававшиеся на пустынной улице.

«Опоздал всего на две минуты, — подумал он. — Великолепно!»

Он держал кинжал с тонким, остро заточенным на шлифовальном камне лезвием на уровне бедра.

Шаги раздавались все ближе и ближе. Кровь, словно метроном, стучала в висках с такой силой, что причиняла ему боль.

Журналист, шедший тяжелой походкой, приближался. Лет пятидесяти, с густыми волосами и лицом, выражавшим крайнюю степень самодовольства.

Убийца возник перед журналистом словно из-под земли и посмотрел на него исступленным взглядом. От удивления журналист выругался. Не дав ему времени закончить, убийца вонзил кинжал в живот мужчины. Брат по крови закрыл глаза, едва клинок соприкоснулся с плотью жертвы, чтобы насладиться моментом, когда металл начнет разрывать кожу, впиваясь во внутренности.

Журналист, размахивая руками, начал оседать, как при замедленной съемке. Страдание, отразившееся на его лице, вызвало у его палача бурную радость. Широко раскрыв глаза, журналист схватил убийцу за брюки, словно цепляясь за спасательный круг.

— Кто… кто вы… я…

Убийца не стал отталкивать журналиста. Такое положение лишь усиливало унижение его жертвы.

— Ты не узнаешь меня, — прошептал человек с кинжалом. — А ведь ты всегда был частью моей жизни. Скажи, доверчивостью скольких наивных простаков ты воспользовался?

Теперь журналист стоял на коленях. У него не было сил подняться. Члены слабели по мере того, как из них уходила жизнь. Смутный проблеск сознания напомнил ему, кем был этот тип, пронзивший его кинжалом. «Абсурд», — всплыло у него в мозгу, когда он вспомнил человека, сфотографированного в костюме Рэмбо несколько лет назад. Абсурд. Он хотел сказать правду: его шеф прочитал статью и добавил несколько деталей, чтобы усилить впечатление. Именно из-за этой истории он сменил работу и возглавил ассоциацию, подробно освещающую проблемы морали в средствах массовой информации. Слова роились у него в голове, но мышцы рта не действовали. Едкий запах, исходивший от тротуара, приближался к его лицу.

Абсурд. Он хотел оправдаться перед человеком, зарезавшим его. Последним, что всплыло в его памяти, было имя убийцы.

Мужчина смотрел на жертву, извивавшуюся возле его ног. Он испытывал неописуемый восторг. На этот раз он явственно ощутил решающий момент, когда плоть замедлила продвижение клинка, и почувствовал прилив сил, перед тем как вонзить металл в тело. Ему на ум пришла восхитительная аналогия. Масоны обычно говорили, что они, собираясь в храме, оставляют металл за дверями, чтобы освободиться от всех нечистот невежественного мира.

Он же оставлял металл в телах жертв, чтобы утвердить собственный ритуал мести.

Довольный масонской глубиной своих мыслей, которые, к сожалению, не мог изложить в ложе, он вытащил кинжал из тела, вытер его и оглянулся. Улица по-прежнему была пустынной. Великий архитектор находился рядом с ним.

Я брат по крови.

Он свернул за угол и сел в машину, которую оставил перед обветшалым зданием Ассоциации по борьбе с вредными привычками. Небольшое, написанное от руки объявление приглашало внутрь всех, кто жил с зависимостью от наркотиков, алкоголя или насилия. Убийца рассмеялся.

Курс на Нью-Йорк!