привратника. Но привратник не заметил никого, кто бы выходил после начала заседания ложи.

А это означало, что убийца по-прежнему в здании.

Антуан протиснулся сквозь небольшую толпу, взял досточтимого мастера под руку и отвел его в сторону.

— Есть две возможности, — прошептал Марка на ухо лысому мужчине. — Первая: немедленно поставить в известность комиссариат Девятого округа. Это самое разумное решение.

— А вторая?

— Тоже поставить в известность моих коллег, но одновременно прочесать все здание, разбившись на маленькие группы. Я уверен, что убийца до сих пор здесь. Где-то в этом огромном доме. Если его разбить на участки, возможно, нам удастся схватить его. Не знаешь, есть ли у кого-нибудь план?

— Великий секретарь хранит копию в своем кабинете. Я видел ее давно, когда мы строили пандус для братьев-инвалидов.

Комиссар так и подпрыгнул.

— Где Поль?

— Вероятно, остался в храме.

— Вы оставили его одного? С сумасшедшим, который бродит по коридорам?

— Но ты же не думаешь, что…

Антуан бросился к дверям храма Лафайет. Молчаливое здание погрузилось в полумрак. Заметив спинку кресла своего друга в центре зала, на полу, вымощенном черными и белыми плитами, Марка позвал:

— Поль, ты должен присоединиться к нам.

Инвалид даже не повернул голову.

Марка подошел ближе и сразу же заметил нечто необычное. На мозаичном полу растекалось красное пятно.

— Поль!

Антуан повернул кресло, и у него сразу же перехватило дыхание.

Грудь, залитая кровью, руки, судорожно вцепившиеся в подлокотники… Казалось, покойный созерцал усыпанный звездами потолок храма, однако в его взгляде застыл ужас.

Париж, сад Нельского особняка, 13 марта 1355 года

Колесование было самой зрелищной казнью. Однако к ней прибегали крайне редко, только если речь шла о тягчайших преступлениях, и это мрачное действо притягивало и одновременно повергало в ужас парижан.

Художник-миниатюрист с улицы Святого Иакова вздрогнул. Кумушки из его квартала до сих пор судачили о казни братьев д'Олне в 1314 году. Их привязали к колесу телеги и сломали им одну конечность за другой, а затем заживо содрали кожу. Настоящая бойня!

Толпа продолжала гудеть. Уже полетели камни. Вот-вот мог вспыхнуть бунт.

Мэтр Майар схватил Фламеля за руку.

— Вы только посмотрите, как славный народ Парижа требует отомстить за своего короля!

— Как бы из любви к монарху они не разграбили и не сожгли наши мастерские!

Меховщик сразу же стал серьезным.

— Вы полагаете? Но ведь мы же не евреи!

— Мы торговцы, следовательно, шкурники и рвачи. Разве вам не доводилось слышать, о чем толкует простой люд на базарах? — спросил Фламель, поражаясь глупости своего соседа.

— Да полно, Фламель, вы просто хотите меня напугать. Я всего лишь бедняк, как и все эти славные люди.

— Бедняк, у которого прекрасный дом с подвалом, битком набитым превосходными мехами и…

Мэтр Майар отвел взгляд от костра и посмотрел в сторону квартала Тампль. После уничтожения тамплиеров именно там, в этом лабиринте темных улочек, собирались все городские нищие и отверженные. Несомненно, они тоже хотели устроить себе праздник.

— …и очень красивая жена.

Меховщик нахмурился. Он хлопал в ладоши, не в состоянии вымолвить ни единого слова.

Но Фламель уже вошел в раж. Он хотел наказать, пусть только словами, жалкого представителя народа, погруженного во мрак ненависти и невежества.

— Как утверждают, когда бедняки берут штурмом дом дворянина или горожанина, они, прежде чем начать грабить, развлекаются с дамой, хозяйкой дома. Что вы на это скажете?

Мэтр Майар не успел ответить. Толпа завопила от радости.

Палач взял в руки факел и внимательно посмотрел, как сложены дрова для костра. Если первый уровень состоял из наваленных кое-как веток и хвороста, то второй уровень, на котором был укреплен крест, заслуживал особого внимания. В каждой хорошо просушенной вязанке находились поленья нескольких легковоспламеняющихся пород дерева. Поэтому костер мог вспыхнуть мгновенно. Однако умение помощников палача проявилось на последнем уровне, непосредственно у ног осужденного.

Там лежали вязанки виноградных лоз, выбранных из-за своей длины. Впрочем, ходили смутные слухи, что виноградники, разбитые на Монмартрском холме, в отличие от всех остальных, никогда не обрезали весной. Там лозам позволяли расти, чтобы обрезать их только летом, а затем сушить на жарком солнце.

Внезапно установилась гнетущая тишина. Стражники вели осужденного.

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

— Не может быть, — прошептал Марка, беря друга за руку.

Тело несчастного Поля де Ламбра еще не остыло. Полицейский закрыл ему глаза и отступил на шаг. Два убийства с интервалом в несколько минут в стенах одного и того же послушания… Это было абсурдно, чудовищно. Спародировать ритуал, убив сначала профана, потом брата, казнить беззащитного инвалида самым варварским способом — для этого нужно быть подлецом, выжившим из ума… В этом чувствовалось желание унизить и высмеять не только несчастных жертв, но и весь институт масонства.

Неожиданно сзади резко хлопнула дверь храма. Марка так и подпрыгнул. Какой-то человек бежал по коридору. Комиссар колебался лишь одно мгновение, а потом ринулся к выходу и бросился в погоню. В эти минуты он горько сожалел, что несколько месяцев назад прекратил бегать трусцой в парке Бют-Шомон. Вероятно, вскоре он уже не сможет догнать и своего двенадцатилетнего сына.

Марка мчался по коридорам, как вдруг заметил внизу лестницы темный силуэт. У него не оставалось времени предупредить братьев. Он сбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Тот, кого он догонял, направлялся к храму Груссье, самому просторному храму послушаний, который мог без труда вместить 300 братьев. Марка ворвался в открытую дверь. Если верить специальным изданиям, речь шла о наиболее примечательном масонском святилище столицы, однако у Марка не было времени восхищаться убранством. Он стоял в центре храма, на мозаичном полу, и внимательно разглядывал ряды кресел с каждой стороны. Слева раздался едва слышный звук. Антуан сжал рукоятку шпаги, висевшей у него на боку. В этот миг он подумал, что ритуальное оружие впервые послужит ему, чтобы защитить жизнь. Вдруг он увидел, как среди пустых рядов метнулась тень. Он хорошо разглядел человека, одетого в черное, с капюшоном, надвинутым на лицо, и, как будто в насмешку, с фартуком, повязанным на талии, и шпагой, прикрепленной к поясу. Комиссар закричал:

— Полиция! Всем оставаться на местах!