— Ясно. Когда ждать тебя?

— Я приеду через день-другой на автобусе. А итальянцы должны объявиться в конце недели.

— Для чего столько продуктов? — спросил он вдруг.

Я пожал плечами.

— Чтобы есть, для чего же еще, — сказал я. — Мы организуем лагерь наподобие командос и отрепетируем налет.

— Ты шутишь!

— Ничуть. Сам увидишь.

— Я не хотел бы заниматься всем этим без тебя, — уныло заметил он.

— Я буду на месте вовремя.

Он шел по Канабьер, резко и быстро выбрасывая перед собой короткие ноги, а я смотрел ему вслед. Я вспоминал, как двигался он сквозь заросли под горячим солнцем в лесу под Лионом, выслеживая таинственную четверку. Как легко расправился он с человеком, пытавшемся обойти нас с тыла. Как презирал он этих наемных убийц и их пистолеты, когда решил, что пришло время покончить с ними.

В ближайшем кафе я заказал коньяк, отхлебнул и вдруг почувствовал себя усталым и подавленным. Дело сдвинулось с места. Ничто не могло остановить начало операции. Я ощущал это. Сидя под тентом кафе, я равнодушно смотрел, как включаются электрические огни и сгущаются тени. Вдоль бульвара с ревом неслись автомобили.

Я заказал еще выпивки, сыра и хлеба. Я не мог припомнить, где бы еще в последнее время сыр, хлеб и коньяк были так вкусны и ароматны, как здесь, под тентом случайного кафе.

Ночью я плохо спал и весь следующий день находился в каком-то угнетенном состоянии. Я бесцельно бродил по городу, в голову лезли дурацкие мысли о том, что происходит в мире. Новые убеждения. Новое лицо вместо старого. Очередная страница в священной книге фанатиков, идущих на смерть стройными рядами. Излюбленные забавы человечества… Избавить мир от неверных! Убить еретиков! Вырезать идолопоклонников! Вычистить нацистов! Ликвидировать обнаглевших красных лазутчиков!

Я задумчиво обошел вокруг искрящегося всеми цветами радуги фонтана и сел за столик в уютном летнем кафе, раскинувшем свои тенты на тротуаре рядом с парком. Ожидая заказ, я любовался нарядными детьми, которых выгуливали терпеливые родители.

За стремительно пролетевшие годы моей жизни я весь словно выгорел изнутри. Моя ненависть, ранее направленная на немецких зверей, теперь была адресована коммунистам. Реальна ли эта опасность? Конечно, реальна. Моя Британия и весь цивилизованный мир имели разных врагов, но для меня, Дункана Риса, враг имел одно название — фашизм.

Все-таки нельзя требовать от человека больше, чем одно рискованное дело на протяжении жизни. Такое дело должно становиться главным раз и навсегда. А моя жизнь вместила слишком много парашютных прыжков на глухие поля Франции и Нидерландов, слишком много бесшумных, но беспощадных убийств, слишком много печальных историй, слишком много для того, чтобы требовать от человека после нескольких лет относительно спокойной жизни пройти через все это заново.

Причиной моего беспокойства было и молчание Бойлера в ответ на мой запрос. Я ждал его послания в самое ближайшее время.

Официант принес мне еще одну рюмку коньяку, и я вспомнил о первом визите Бойлера в «Львиную голову». Перед моими глазами возникло его красноватое лицо, и я явственно услышал его протяжный надменный голос:

— Разве наша вина, что победа не обеспечила нам той безопасности, за которую мы сражались? Разве наша вина, что ты оказался после войны без пристанища? Разве мы виноваты в том, что случилось со всеми нами? И не только с нами лично, но и со всем миром? Дункан, друг мой, мы послали тебя искать конец радуги. Что еще мы могли предложить тебе? Наши спины были прижаты к стене, а перед глазами стоял мрак, и когда ты увидел, что радуги в этом мире нет, ты восстал…

Я сидел за кофейным столиком на одном из бульваров Марселя и наблюдал за тем, как прогуливаются по бульвару старики и дети. Я думал о моем тайном бунте, который по иронии судьбы и принес старого коллегу Бойлера к дверям моей гостиницы.

— …если даже тебя схватят, когда ты будешь очищать игорные столы от золота и срывать с прекрасных женщин меха, — впрочем, нет, меха не надо, я думаю, что это займет слишком много времени, достаточно драгоценностей — когда ты будешь вскрывать сейфы Рюдена, что может быть более естественным, если ты случайно прихватишь запечатанный конверт вместе с прочим… Кто заподозрит в чем-либо обычного вора? Нечего и говорить, каким это будет преимуществом в случае провала и как ты сможешь этим преимуществом воспользоваться. Конечно, я верю в удачу нашего дела, но в крайнем случае, чем чернее окажутся твои дела, тем надежнее будет прикрытие для всех нас, если вдруг тебя схватят.

Во имя намеченной цели. Память о первом задании чересчур реально жила во мне. Воспоминания всегда остаются. Может быть, только они и есть реальность. Многие вещи, которым я научился за эти годы, остаются со мной и по-прежнему заставляют меня вспоминать. Мелкие привычки и предосторожности: два раза завязывать шнурки так, чтобы они не смогли развязаться и ты не споткнулся, наступив на них; автоматически проверять двери и окна в любой комнате, куда ты входишь; осторожно бриться, поскольку порез на подбородке — дополнительная примета для опознания свидетелями… Именно такие мелочи делают воспоминания самой жизнью.

Я сидел, пил коньяк, вслушивался в шум Марселя и думал о вечной миссии часового. Микропленка с засекреченными чертежами астрофизических лабораторий… Они разорвут землю своими бомбами, самолетами, танками, ракетами. Они уже сделали безобразной зеленую Землю, залили ее кровью миллионов людей, а теперь потянулись и ко владениям Бога.

Надо мной раскинулось чистое средиземноморское небо. Я заказал еще коньяку и, подняв голову, долго смотрел на владения Бога — на голубое небо.

Затем уселся поудобнее и откинулся на спинку кресла.

Накрапывал дождь. Я посмотрел в окно на затянутое серой пеленой небо. Над Средиземным морем клубились черные облака. Я побрился, оделся, оплатил счет в отеле и, поймав такси, отправился на поиски приличного ресторана подальше от гостиницы. Съел четыре яйца всмятку с кусочком хлеба, ломтик сыра, выпил чашку кофе. После второй чашки, приправленной душистым ромом, я подошел к телефону, чтобы поговорить с итальянцами.

Джипо сказал, что он и Маркус будут готовы к отъезду завтра. Напомнив, что он должен приготовить «томпсоны» и патроны, а затем ждать инструкций, я повесил трубку и встал перед окном, глядя на дождь.

В десять минут одиннадцатого я уже был у двери книжной лавки и загремел щеколдой. Жалюзи на окнах были опущены, но слева от себя я заметил легкое движение за окном. Видимо, кто-то отодвинул порванную занавеску, чтобы посмотреть, кто стоит за дверью.

Дверь открылась, и ко мне вышел Хаг Ройл все в том же халате и шлепанцах. Он кивнул в знак приветствия.

— Оно пришло час назад, — сказал, передавая мне письмо. — Желаю удачи.

Встреча была окончена. Не приглашая меня в дом, он закрыл передо мной дверь.

Я засунул письмо в карман и повернулся лицом к улице. Ничего, кроме дождя. Пустынная мостовая. Ни одной машины. Я втянул шею поглубже в воротник, и быстро двинулся прочь.

Мне пришлось идти под дождем несколько кварталов, пока не показалось бистро с грязными окнами,