— Негодяй! Гнусный негодяй! — взвизгнул мистер Глэдмен, внезапно меняя тон. — Вы думаете, что закон позволит вам таким образом оплести честных людей? Вы думаете, что мы так и дадим вам ограбить себя? Это завещание… — мистер Глэдмен драматически указал костлявым пальцем на стол.

— Вы намерены его оспаривать? — осведомился мистер Клодд.

На минуту Глэдмен был ошеломлен таким хладнокровием; но скоро оправился.

— Оспаривать!! — пронзительно вскрикнул он. — Вы же не станете оспаривать, что оно написано под вашим влиянием! Ведь вы его продиктовали от слова до слова и заставили этого бедного идиота подписать. Он не способен был даже понять…

— Не болтайте так много! — перебил его Клодд. — Не такой уж у вас приятный голос. Я вас спрашиваю, намерены ли вы оспаривать это завещание?

— Если вы ничего не имеете против, — чрезвычайно учтиво вмешалась тут миссис Глэдмен, — мы еще успеем застать в конторе нашего адвоката.

Мистер Глэдмен достал из-под стула свой цилиндр.

— Одну минуту, — остановил его Клодд. — Это завещание действительно составлено под моим влиянием. Если вам оно не нравится, значит не о чем и толковать.

— Само собой, — согласился мистер Глэдмен сразу смягчившись.

— Присядьте, — предложил Клодд. — Давайте посмотрим другое. — Мистер Клодд повернулся к клерку: — Пожалуйста, мистер Райт, прочтите то, первое, датированное десятым июня.

В первой духовной, такой же короткой и несложной, завещатель отказывал триста фунтов мистеру Уильяму Клодду в знак благодарности за проявленную им доброту, а остальные — Лондонскому Королевскому Зоологическому обществу, так как покойный всегда интересовался животными и очень любил их; перечисленные же поименно родственники, «которые никогда не выказывали мне ни малейшей привязанности, нисколько обо мне не заботились и уже присвоили себе значительные суммы из моего дохода», не получали ничего.

— Могу добавить, — начал мистер Клодд, видя, что никто не расположен прерывать молчание, — что, предлагая вниманию моего бедного старого друга Королевское Зоологическое общество, как подходящий объект для его щедрот, я имел в виду подобный же факт, приключившийся лет пять тому назад. Обществу была отказана довольно крупная сумма; родственники оспаривали завещание на том основании, что завещатель был не в своем уме. Обществу пришлось довести процесс до палаты лордов, прежде чем оно, наконец, выиграло его.

— Как бы там ни было, — возразил мистер Глэдмен, облизывая пересохшие губы, — вы, мистер Клодд, ничего не получите, ни даже этих трехсот фунтов, хоть вы и считаете себя очень умным и ловким. Деньги моего шурина достанутся адвокатам.

Тут поднялся мистер Пинсер и выговорил медленно и отчетливо:

— Если уж нужно, чтобы в нашей семье был сумасшедший, хотя я лично не вижу в этом необходимости, то мне кажется, что это вы, Натаниэль Глэдмен.

Мистер Глэдмен разинул рот от изумления. Мистер Пинсер так же внушительно продолжал:

— Что касается моего бедного старого кузена Джозефа, у него были свои странности, но и только. Я лично готов присягнуть, что в августе этого года он был в здравом уме и вполне способен составить завещание. А другое, помеченное июнем, по-моему, ничего не стоит.

Высказавшись, мистер Пинсер снова сел; к Глэдмену, по-видимому, вернулся дар речи…

— Какая нам польза ссориться? — весело защебетала в этот момент миссис Глэдмен. — Ведь эти пятьсот фунтов — совершенно неожиданное наследство. Живи и давай жить другим — я всегда это говорю.

— Дьявольски ловко все это подстроено! — выговорил мистер Глэдмен, все еще очень бледный.

— Ничего, у тебя будет чем подбодрить себя, — заметила его жена.

Имея в перспективе лишних пятьсот фунтов, супруги укатили домой в кэбе. Мистер Пинсер остался и пировал весь вечер с Клоддом и клерком на деньги Клодда.

Клодду досталось тысяча сто шестьдесят девять фунтов и несколько шиллингов.

Капитал новой издательской компании, «учрежденной в целях издания, печатания и распространения журнала, помещения объявлений, а также выполнения всех прочих связанных с этим функций», составлял тысячу фунтов в акциях, стоимостью в один фунт, оплаченных сполна наличными. Из них четыреста шестьдесят три принадлежали Уильяму Клодду, эсквайру; столько же мистеру Питеру Хоупу, № 16, Гоф- сквер; три мисс Джейн Хоуп, приемной дочери вышеупомянутого Питера Хоупа (настоящего имени ее никто не знал, включая и ее самое), обыкновенно называемой Томми, причем она заплатила за них из собственного кармана, после яростной стычки с Уильямом Клоддом; десять — миссис Постуисл, из Роулз- Корта, преподнесенных ей в дар учредителем; десять — мистеру Пинсеру, члену палаты общин (он и до сих пор за них не заплатил); пятьдесят — доктору Смиту (урожденному Шмидт); одна — Джеймсу Дугласу Александеру Мак-Тиру (иначе — Шотландцу), квартиранту миссис Постуисл; эта акция была выдана ему в виде гонорара за поэму «Песня Пера», помещенную в первом номере.

Выбрать название для журнала стоило большого труда. Наконец, отчаявшись, они назвали его: «Хорошее настроение».