его войско двигаться широкой дугой, что значительно удлиняло путь.

Едва прибыв в Лерму, я стал свидетелем быстрого отступления Трухильо со всей его армией. Повсюду только и судачили, что об этом событии. Выяснив, что войска падре приближаются с востока от Лермы, с дороги на Толуку, тогда как Альенде движется ему в обход с юга, вице-королевский полковник отвел свои силы к горному перевалу, именовавшемуся Монте-де-ла-Крус (гора Креста), – излюбленному месту разбойничьих засад. Он неслучайно получил такое название, ибо там было установлено множество деревянных крестов: одни были воздвигнуты в память невинных жертв разбойников, а на других распинали bandidos, угодивших в руки правосудия. Когда части Альенде и падре воссоединились на пути к перевалу, я вместе с патрулем отправился туда на разведку. Однако к тому времени, когда мы добрались до места, перевал уже занял полковник.

Рано утром следующего дня, тридцатого октября, наши передовые отряды завязали бой с войсками Трухильо. Я объехал предполагаемое поле битвы по широкой дуге, преодолев высоты с северной стороны дороги на Толуку, и установил, что Трухильо получил подкрепление: две пушки и около четырехсот бойцов, по большей части верховых копейщиков. Надо полагать, то были vaqueros с ближних гасиенд Йермо и Манзано. По моим подсчетам, как и по предварительным прикидкам Альенде, силы Трухильо составляли около трех тысяч человек, причем около семидесяти процентов их приходилось на обученных солдат.

Конечно, по сравнению с повстанческой армией это было не много, однако кто мог сказать, в какой степени наша огромная, но плохо управляемая толпа ацтеков способна противостоять подразделениям регулярной армии. Я хорошо помнил уроки, усвоенные испанцами (и французами!) во время боевых действий на Иберийском полуострове. Как правило, вымуштрованные французские войска легко подавляли превосходящие их численностью партизанские силы слаженным мушкетным и артиллерийским огнем. Однако испанцы быстро это поняли и добивались успеха, в отличие от армии падре, не за счет численного превосходства, а благодаря своей мобильности, быстроте и внезапности, действуя маленькими летучими отрядами.

Наши главные силы подошли и завязали бой с противником вскоре после полудня. Авангард повстанцев состоял из пехотинцев и драгун территориальных формирований провинций, которые перешли на нашу сторону после падения Вальядолида, Селайи и Гуанахуато.

Эти бойцы, преимущественно метисы, составили корпус, примерно равный войску Трухильо, но, увы, только по численности. Несмотря на мундиры, большая часть нашего «регулярного» воинства обучена была плохо, боевого опыта не имела: то были сплошь дезертиры из территориального ополчения. Дисциплина у них в подразделениях хромала еще и потому, что очень не хватало кадровых командиров. Как правило, к нам присоединялись рядовые, а отнюдь не офицеры. У повстанцев наблюдались явный переизбыток «генералов» и острый дефицит офицеров младшего и среднего звена.

Так что не имевшие достаточной подготовки, снаряжения, вооружения и опытных командиров, недисциплинированные «регулярные» отряды по части боеспособности ненамного превосходили неуправляемые толпы ацтеков, которые, по крайней мере, возмещали все свои недостатки огромной численностью. К тому времени, когда я воссоединился с Альенде на командном пункте падре, огромные волны пеших индейцев, с редкими вкраплениями всадников на лошадях и мулах, огибали войска неприятеля с обеих сторон.

Судя по тому, какие отдавались приказы, я понял, что падре поручил вести сражение Альенде, профессиональному военному. Тот, воспользовавшись нашим подавляющим численным превосходством, окружил вице-королевские силы, направив на высоты по обоим флангам противника отряды индейцев, вооруженных лучше всего – главным образом мачете и копьями со стальными наконечниками. Несколько тысяч воинов он послал в обход – им предстояло зайти Трухильо в тыл и перекрыть дорогу на Мехико, лишив врага возможности отступить. Сам Альенде во главе хорошо обученной кавалерии возглавил правое крыло, а левое препоручил Альдаме, который собрал всех лучше прочих вымуштрованных и снаряженных бойцов, каких только смог у нас найти.

Когда войска облаченных в мундиры повстанцев двинулись в наступление, пушки Трухильо, укрытые среди кустов, встретили атакующих картечью. В то время как орудийные залпы пробивали в рядах наступавших кровавые бреши, мушкетеры полковника тоже вели слаженный огонь, поливая передние шеренги смертоносным ливнем из свинцовых пуль в унцию весом. Подобные слаженные действия противника производили в наших рядах опустошение и сеяли хаос. Одни с криками валились наземь, зажимая страшные раны, другие, охваченные ужасом, поворачивали назад. Просто чудо, что Альенде и его офицерам удалось сохранить порядок, не позволив панике распространиться и обратить все войско в повальное бегство. Нашим пушкам, как и их расчетам, было далеко до королевских, однако орудия сумели быстро развернуть, и они вместе с мушкетами повели ответный огонь.

И тут я увидел нечто такое, что поначалу даже усомнился, уж не обманывает ли меня зрение. Отважные, но абсолютно безграмотные ацтеки бросались прямо на вражеские орудия и затыкали пушечные жерла своими сомбреро, наивно полагая, что таким образом могут остановить смертоносный огонь. Их отвага была просто потрясающей.

Наши основные силы наступали со стороны дороги на Толуку. С Альенде на правом фланге, Альдамой – на левом и четырьмя отрядами, перекрывшими дорогу на Мехико в тылу у Трухильо, мы замкнули вице- королевские войска в кольцо.

Будь повстанческая армия хорошо обученной, вооруженной и дисциплинированной, мы покончили бы с воинством Трухильо прямо на месте. Однако сражение затягивалось. Нашим командирам никак не удавалось добиться согласованности действий, необходимой, чтобы добить врага, нанеся ему решающий удар. Теперь мы сблизились с войсками Трухильо на расстояние выстрела; было слышно, как наши призывали роялистов дезертировать и присоединяться к восставшим. По инициативе Трухильо начались было переговоры, но полковник дважды под разными предлогами прерывал их, а когда пригласил нашу делегацию выдвинуться вперед, чтобы обсудить условия перемирия в третий раз, вероломно отдал своим войскам приказ открыть огонь. Шестьдесят наших бойцов полегли на месте, не говоря уж о множестве раненых. Разъяренный Альенде велел немедленно возобновить битву и сражаться до последней капли крови.

– Стоять насмерть! – приказывал он. – Ни шагу назад!

После того как полегла треть его отряда, Трухильо скомандовал отступление. Бросив пушки и понеся новые потери, он прорвал окружение и пробился сквозь наши войска, перекрывавшие дорогу на Мехико. Отступление, начавшееся как организованный маневр, скоро переросло в паническое бегство. Многих бойцов Трухильо перебили во время преследования, однако самому полковнику удалось спастись. Я возглавлял конный отряд, посланный на его поиски, но слишком поздно узнал, что этот вероломный ублюдок удрал по дороге на Мехико, переодевшись в монашескую рясу.

Поле боя осталось за нами, но оно было усеяно телами павших (по моим подсчетам, с каждой стороны погибло не меньше двух тысяч человек), и это зрелище заставило меня задуматься: а что же мы выиграли? Какими оказались итоги сражения? Великое множество убитых и раненых; кроме того, наверняка вскоре начнется массовое дезертирство. Сегодня мы встретились с противником, уступавшим нам в численности в двадцать раз, и победили исключительно за счет этого превосходства. Но если в Гуанахуато индейцы столкнулись с мушкетным огнем и узнали, насколько он смертоносен, то здесь, возле горного перевала, ведущего к столице, они увидели и прочувствовали на себе, что такое разящая в упор картечь, и познали настоящий ужас.

– Мы победили, – с гордостью провозгласила Марина.

– Si, сеньорита, мы победили, – подтвердил я без особого энтузиазма.

– А почему у тебя вид такой, словно нас побили?

– Мы оросили землю кровью тысяч людей. К завтрашнему утру десять, а может, и двадцать тысяч человек почувствуют себя уставшими от этой войны и разойдутся по домам: убирать урожай маиса, или доить своих коров, или чем там еще они занимаются, чтобы прокормить семьи. Это была не простая битва между двумя армиями. Страсть к свободе, обуревающая ацтеков, столкнулась с реальностью в виде канонады и массовой гибели. Да, страсть победила. На этот раз.

– Ты пораженец! – буркнула Марина.

– Гораздо хуже, – отозвался я, криво усмехнувшись. – По правде сказать, я и сам-то себе не слишком нравлюсь.