тоже вела в закрытую зону. До пересечения этих двух дорог осталось проехать всего ничего. Но странно, что на карте GPS навигатора это дорога отражена не была.

Дима проехал еще пару километров и остановился. Ответвление дороги должно быть где-то здесь. Покатавшись туда-сюда, Дима ее нашел. Но видно было, что дорогой не пользовались уже очень долгое время. Машина здесь не прошла бы. Но, просека среди деревьев еще была видна, и по ней можно было пройти. Глупо. Вот просто глупо было идти шататься по незнакомому лесу. Но еще глупее, было так ничего и не узнав, вернуться в Архангельск и вылететь в Москву. Дима подогнал машину ближе к деревьям, достал легкую куртку, небольшой рюкзак с продуктами и кофр с фотоаппаратом. Закрыл машину. Вздохнул и шагнул в лес.

Дима даже не сожалел, ему было просто по-человечески обидно. Обидно, что так нелепо он заканчивает свой, толком и не начавшийся жизненный путь. Воздуха не хватало, перед глазами плыли радужные круги, сил бороться не было.

Да он и не боролся уже. А просто вспоминал, как глупо все получилось. Где-то после часу его блужданий по лесу, он боковым зрением заметил какое-то движение справа от себя. Хотел повернуться, но не успел, и тут что-то сильно ударило его по затылку. Он рухнул ничком, лицом вниз. И почувствовал, как кто-то проворно на него уселся, просунул под подбородок ремень и начал его душить. Дима начал с чувством невыполненного долга, но при этом с достоинством, отходить в мир иной.

— Твою мать! Он гражданский!

Эта фраза прозвучала откуда-то издалека и нарушила зыбкую гармонию Диминого ухода.

— Да отпусти ты его! Говорю же, не полицай он!

Снова услышал Дима. В эту же секунду ремень на его шее ослаб. Не сильно, не настолько чтобы вздохнуть и набраться сил, но все же достаточно, чтобы прекратить начавшийся марш-бросок в царство Аида.

— Да хрен с ним, Михалыч, еще сдаст нас.

— Отпусти, говорю! Гражданский он. Не бери грех на душу понапрасну.

— Да моей душе одним зомбаком больше, одним меньше, уже и без разницы. — Тем не менее, говоривший отпустил ремень.

Дима жадно начал глотать воздух и растирать шею. Затем он стал потихоньку отползать от своих обидчиков.

— Да не ссы ты. Больше не тронем. — Сказал тот, кого называли Михалычем. — Ты кто такой вообще будешь? Что здесь делаешь?

Дима все еще тер шею и вращал глазами. Не то чтобы испуганно, но как-то изумленно.

— Видишь, прийти в себя не может. Может он думает, что уже того, откопытился? Да, браток, чутка тебе оставалось. Ты вообще меня понимаешь? По-русски говоришь?

— Говорю. — Зло ответил Дима.

— Ну и хорошо. — Сказал Михалыч, небольшой мужик лет 50. Если б не его грязная оранжевая роба, порванные ботинки и дырявая вязаная шапочка, то он мог бы сойти за научного работника. Бородка клинышком и чрезвычайно умный взгляд делали свое дело, несмотря на неподходящую одежду.

Михалыч продолжил:

— Кто такой? И что здесь делаешь?

— А вам какое дело?

— Спрашиваю, значит, есть дело. И ты, браток, того, не ерепенься. Вон Серый, шибко расстроился, что тебя не додушил. Враз это дело может исправить.

Двухметровый амбал с бычьей шеей, с посеченным шрамами лицом, недобро улыбнулся. Вот он какой, Серый значит.

— Дима я. Фамилия Донской.

— Вот это другое дело. Номер полка? Звание?

— Что?

— Да шучу я, Дима. Откуда ты?

— Из Москвы.

— Из Мааасквы!?

Серый присвистнул.

— И каким это тебя в наши края занесло?

— Хотел на завод посмотреть. Который ВПП делает.

— Посмотрел?

— Нет, не дошел. Из-за вас не дошел!

— Ты бы, милок, к нему и на 20 километров бы не дошел. Сработала бы охранная автоматика и валялся бы кровавым поносом под каким нить кустиком.

Серый расхохотался, но Михалыч его перебил:

— Погоди, Серый! А скажи-ка, дружок, чего это тебе вообще понадобилось на завод смотреть? И откуда ты вообще про него узнал?

— В Сети. Мне один 'скот' рассказал. А у меня девушка… да, неважно это.

— В Сети? Интересно. А что в Сети есть такая информация? Ее что модераторы не грохают?

— Грохают. Я сам модератор. Но у моей девушки рак. Решил выяснить, правда ли ВПП еду из отходов нефти делают.

— Любознательный какой. Да, что-то с режимом неладно, раз таких сосунков модераторами ставит. Интересно ему стало. Тебя что не обучали профессии? Проверить он решил!

— Обучали.

— Плохо видать обучали. Что ж ты нацию то позоришь? Любопытство — порок. В школе не проходили? Срочно покайся!

Михалыч с Серым рассмеялись, да так сильно, что Михалыч затрясся от смеха. Однако в самый разгар веселья, его лицо перекосилось, и он повел правым плечом так, как будто на спине у него что-то было.

— Вот зараза!

— Что прихватило? Болит?

— Да пошевелил. Не заживает чего-то. Старый я, процесс регенерации мне, увы, не доступен. Чай не ящерка. — Грустно пошутил Михалыч.

— Давай я с этим хмырем в аптеку схожу. Ему продадут.

— Да он тебя запалит сразу на подходе к городу. Так заживет. А нет, значит не судьба. У тебя-то как?

— Да я что? На мне как на собаке. — С этими словами Серый задрал рубашку и повернулся спиной. Справа на спине, чуть ниже лопатки, алела глубокая рвано-резанная рана. Она была очень свежая, но уже успела немного зарубцеваться. Видно было, что она заживает. Серый опустил рубаху и сказал Михалычу.

— Ну-ка ты покажи!

Михалыч поднял рубашку и развернулся. У него на том же месте была точно такая же рана. Но в намного худшем состоянии. Она совсем не заживала и уже начинала местами гноиться. Серый оглядел рану и со знанием дела сказал:

— Врать не буду, плохо дело. Не заживает.

— Сам знаю.

— А можно мне глянуть?

Спросил Дима и, не дожидаясь ответа, придвинулся к Михалычу. Удивительное дело, несколько минут назад эти двое его чуть не убили, но Дима не испытывал к ним никакой ненависти. Страха он тоже не испытывал. Наоборот, они были ему очень интересны. Он никогда раньше не встречал таких людей.

— Кто вас так? — Спросил Дима.