проседью в волосах вытащил удостоверение. Открыл его, пролистнул перед белым лицом Монторси — тому никак не удавалось прочитать. Возможно, человек с проседью в волосах понял. Он сказал:
— Меня зовут Джузеппе Крети. Я работаю на итальянские секретные службы.
На какой-то миг все мгновения потекли к единой подвижной точке, состоящей из множества точек. Не существовало ни прошлого, ни будущего — божественная точка, наполненная бытием. Все было понятно, но ничего не известно.
— Меня зовут Джузеппе Крети, инспектор. Мы просим вас следовать за нами.
— Следовать за вами?
— Нужно, чтоб вы пошли с нами. Это важно. Это дело огромной важности.
— Мо… могу ли я предупредить жену? Это одна минута. По домофону…
— Прошу вас. Не настаивайте, инспектор. Пойдемте с нами. Это дело крайней важности.
— Но…
Джузеппе Крети уже открывал заднюю дверцу машины.
— Идите сюда, инспектор. Идите сюда.
Он оглянулся, услышал тихое гудение домофона. Поискал глазами окно их спальни. Не нашел. Стал садиться в машину. Они тронулись, невероятным образом набирая скорость.
В темноте вокруг стремительные огни спящего Милана полосами пролетали вдоль черных окон.
Монторси:
— Вы сказали, вас зовут…
— Крети. Джузеппе Крети.
Монторси промолчал, потрясенный, оглушенный, как перед близким узнаванием. Узнавание, которому мы долгое время не уделяли внимания, которое в безмолвии, как трава, росло внутри нас.
— Я могу узнать причину? О чем… идет речь?
— Я ничего не могу вам сказать, инспектор. Прошу вас. Не задавайте вопросов.
Это Ишмаэль? Они снова погрузились в молчание. Он перестал стараться замечать улицы, площади, которые причудливо пересекались за окнами машины, и даже не пытался проникнуть взглядом за толстое лобовое стекло. Он позволил везти себя, как вещь.
В нем возникало осознание своей причастности. Рана готова была заразить его.
Они ехали мимо какой-то ротонды. Он не знал, где они. Они покидали пределы Милана. Монторси был охвачен мысленной пустотой.
Они ехали мимо пустых ангаров, огромных пещер из ребристого блестящего алюминия. Тонкие перила, изъеденные влагой и ржавчиной, металлические короба, огромные склады, груды брошенной жести, огромные бочки, доверху полные застоялой, вонючей водой, зеркала мягкой грязи, отражавшие кричащий свет боковых огней.
Свернули на проселочную дорогу.
Он увидел белую аркаду моста, приподнятое светлое брюхо рептилии из цемента, кольцом сжимающее город. Город остался за спиной. Они проехали мимо остова сгоревшей машины: труп из тонкого металла, расплавленного пластика, спекшаяся масса. Фары освещали следы шин, отпечатавшиеся в жирной грязи, будто окаменевшие, — древняя земля, давно знакомая. Кусты стояли голые, обрывки истлевшего, грязного пластика развевались среди сухих ветвей, как тощие призраки. Высокая куча бумажного мусора, мокрого и жирного, — маленькая гора: свалка. Они свернули налево. Шины вязли в грязи, машина скользила, почти шла юзом. Крети вел молча. В какой-то момент он даже выворачивал руль в сторону заноса, чтобы не потерять управление. Они въехали на черное поле.
Справа угадывались аллеи деревьев, правильные, черные, изогнутые стрелы. Небо за пределами Милана, как и несколько часов назад в Метанополи, — светящийся купол, высокий ровный шатер, стрельчатая арка, видимая изнутри, металлическая, колеблющаяся. Они миновали несколько огородов — громоздящиеся друг на друга малюсенькие пространства, из которых торчали палки, деревянные будки, искривленные инструменты, слюнявые волокна растений, решетки, потертые перила. Крети прибавил газу. Они снова свернули, прорезав геометрически правильные темные аллеи деревьев, на минуту пропала светлая полоска в небе, они оказались в полной темноте. Добрались до берега сточного канала. Воздух в салоне оставался прежним, холодным. Двое мужчин не разговаривали. Монторси все еще дрожал.
Приближался час последнего откровения.
Канал шел дальше, прямой и булькающий, и несколько минут спустя гнетущая вонь его сточных вод проникла внутрь машины — смрад искусственной серы, удобрений и размокшей бумаги в потоке более горячих пузырьков воздуха. Новый поворот. Путь им освещали лучи света, разрезавшие темный силуэт кубического строения.
Это было здание, такое же, как другие, которые они миновали раньше. Силуэт как бы картонной коробки, но гораздо более высокой и широкой, чем другие ангары, — приближаясь, он увеличивался в размерах. Геометрической формы опухоль в самом сердце беспорядочных полей миланской области. Он увидел, как появилась дорога, похожая на взлетную полосу, гладкая и ровная, — она начиналась от этого здания и шла в направлении, противоположному тому, откуда они приехали. Крети неожиданно прибавил газу — последний рывок, — резко повернул, задняя часть автомобиля, казалось, снова перестала его слушаться, он вывернул руль в сторону, противоположную повороту. Затормозил. Там были другие машины. Не было ни полицейских, ни карабинеров. Возможно, это спецслужбы. Коллеги Крети и его молчаливого сорокалетнего спутника. Те осторожно открыли двери машины. Монторси сделал то же самое. Они вышли.
Он почувствовал себя меньше ростом и более жалким, стоя посреди этого широкого немощеного пространства правильных очертаний перед огромным складом. Он подумал, что это, должно быть, склад. Он увидел какую-то желтую машину, что-то вроде трактора со сложными механическими конечностями, что-то вроде электрокара. Автомобили стояли с включенными фарами, плотные лучи низкого света упирались во внешние стены склада.
Крети:
— Это заброшенный ангар. Здание служило ангаром одному клубу. Внутри они ставили свои самолеты. Это место было покинуто много лет назад.
В его лице было что-то англосаксонское. Он сказал Монторси:
— Следуйте за мной, пожалуйста.
Он сделал знак молчаливому человеку в черном пальто, тот сжал челюсти и остался неподвижен. Крети двинулся вперед, Монторси последовал за ним.
Коллеги Крети наблюдали за ними, опираясь на полуоткрытые дверцы своих машин. Монторси и Крети подошли ближе к легким распахнутым воротам здания, и оттуда открылся новый вид: каркас самолета, крашенного в белую краску биплана. Половина винта чудесным образом висела на разобранном моторе, стекол не было: их сняли.
Все глядели на них, следили за скрипом их ровных шагов по песку и гравию площадки. Две огромные высокие створки распахнутых ворот — казалось, их может снести дуновение ветра, — справа висела полуразвалившаяся ржавая цепь, — изнутри шел свет, более сильный, чем тот, что излучали фары многочисленных машин, припаркованных возле здания. На лице Монторси был написан вопрос.
Прежде чем войти, Джузеппе Крети обернулся к нему, пристально посмотрел. Потом снова пошел дальше.
Монторси подумал: «Вот теперь они меня убьют. Сначала попробуют выжать из меня все, что можно, а потом убьют. Со мной сделают то же, что сделали с ребенком».
Его снова охватила дрожь.
Внутри были обломки корпусов самолетов и совершенно целый планер с фрагментами светлого дерева. Возможно, его монтировали. Казалось, это место покинули внезапно, будто ввиду неизбежной катастрофы. В воздухе чувствовался жженый, до предела химический запах этой катастрофы.
Обтрепанные изношенные лохмотья висели на вешалке из дерева и металла, пыльной, высокой, непрочно прикрученной к стене. Еще одна роба, испачканная высохшим маслом. Да, это была катастрофа.
