В доме Терцани не было компьютера. У них не будет возможности отследить его почту. Два агента из патрульной машины рылись в шкафу, но не знали, что искать. Температура падала, из распахнутого окна шла густая масса холода. Лопес стал открывать ящики столов на кухне. Потом принялся искать фотографии, но не нашел их. В спальне осмотрел комод. В ванной — подставку для обуви. Внутри маленькой полочки рядом с раковиной он увидел множество упаковок психотропных средств. Потом вернулся в спальню, приподнял простыню, матрас, стал искать на сетке кровати. Там была стопка журналов — завязанный целлофановый пакет. Он разорвал пластик. Это были порножурналы. Садомазохистские журналы. Нескольких страниц не хватало. На других фотографии были разрезаны. Лопес узнал эти журналы: те же самые, что они с Серо нашли в доме Клемансо. Те же самые вырезки, тех же самых страниц не хватает. Лопес подумал о ритуальных церемониях Ишмаэля. В окрестностях Парижа и в Детройте силы порядка застигли верующих в момент исполнения садомазохистского ритуала. В центре всегда ребенок.

Он рассеянно листал журнал, безразлично пропуская вырезки. Со страниц выскользнули на пол две бумажки. Он нагнулся, чтобы поднять их, и остолбенел, открыв рот. Это не были визитки. Это были два билета на самолет. Милан — Гамбург и обратно, вылет 15 февраля, возвращение — 16. Он порылся в кармане пиджака, вытащил два билета, обнаруженные в доме Клемансо: Париж — Гамбург и обратно, 15 февраля. Город совпадал. Дни совпадали. 15 февраля приверженцы Ишмаэля собирались в Гамбурге. Он сопоставил образы садомазохистских сцен, отпечатанные на мелованной бумаге журналов: женщины с бедрами, покрасневшими от ударов ремнем, зажатые щипцами яички, горизонтальные синяки на ягодицах, веревки, сжимающие запястья, огромные «самотыки», растянутые анусы. В точности как у двух трупов приверженцев Ишмаэля — парижского и миланского. Это несомненно. В Гамбурге Ишмаэль справлял один из своих ритуалов.

Он сделал знак Калимани: пора уходить. Дал инструкции агентам группы поддержки: опечатать квартиру Терцани. Время, казалось, летело с огромной скоростью. До Черноббио оставалось немного. Американцы были правы. Ишмаэль нанесет удар там. Он не понимал, как и почему. Не понимал — из глубин сознания возник некий образ Генри Киссинджера, на минуту он снова увидел контур арки Дефанс. Не понимал. Однако теперь он знал, где и что искать.

Тяжелые дни жертв приближались. Американец вышел из конторы Инженера, его захлестнула толпа людей, которая лилась потоком по направлению к Корсо Буэнос-Айрес — улице с иллюминацией, где продают часы по низкой цене и забегаловки набиты неграми. Он позволил человеческому потоку нести себя: неуверенные шаги между телами — к середине улицы, еще более многолюдной, тучной от оживленного движения. Перед барами горели красные фонари. Цветы в витринах молча смирились с минеральным ветром сточных канав. Он вошел в кафетерий, вдыхая сладкий горячий воздух, острый запах кипящего шоколада и серебристый дым зажженных сигарет. Закрыл за собой стеклянную дверь заведения, разглядывая вдруг замолкшую толпу, автомобили и витрины на улице — механистического, нечеловеческого кентавра, который разворачивал свой мощный хвост на Порта-Венеция по направлению к Центру.

Заказал кофе. Стал размышлять.

Инженер был один из священников Ишмаэля в Милане. Он ответил на все вопросы, мысленно отметил для себя все сомнения, которые выразил Американец. Он кивал: худое лицо, странным образом дряблое вокруг жидких усов; на затылок, маскируя лысину, зачесаны тонкие, похожие на пух волосы; неестественно чистые прозрачные очки. Он был спокоен и собран. Американец боялся входить в контакт с еще одним неподготовленным связным, как в случае с пакистанцем, которого прикончил Старик. Из-за этого пакистанца он чуть не погиб. Инженер успокоил его. Это был холодный человек, в особых обстоятельствах он был бы безжалостным.

Он организовывал садомазохистское общество. Американец знал, что Ишмаэль использовал такое общество как канал: он распространял послания, инструктировал по поводу ритуалов, предупреждал об обязательности встреч его членов. Ишмаэль снизошел на Инженера, как палящее солнце на засушливую землю. Инженер годами вел свою работу от имени Ишмаэля. В Милане он был одним из тех немногих, кому открыт доступ на более высокий уровень, кто может приблизиться к Ишмаэлю. Ишмаэль велик. Американец поможет ему принести жертву. Инженер это знал.

Он попросил ребенка. Инженер ограничился тем, что ответил:

— Это можно устроить.

Американец настаивал:

— Это нужно сделать.

Инженер кивнул. Это было сложное дело. Время поджимало. Через два дня ребенок должен принять участие в ритуале. Исключительном ритуале. Ритуале, чрезвычайно приближенном к Ишмаэлю. Инженер понял.

На следующий день миланские послушники Ишмаэля соберутся на церемонию. Нужно произвести посвящение двух новых адептов. Они будут использовать ребенка. Они благословят его во имя Ишмаэля. Встреча будет проведена в пригороде Милана. В промышленном строении, согласно точным инструкциям Ишмаэля. Инженер лично организовывал церемонии, маскируя их под садомазохистские сборища. Мало кто знал об Ишмаэле. Большинство воспринимало все это как садомазохистские игры. Указания Ишмаэля: скрыть информацию о ритуале. В последний момент объявить место и время собрания. Американец знал процедуру, он одобрил планы Инженера. Попросил, чтоб ему сообщили координаты заранее. Он должен быть осторожен. Рассказал Инженеру о Старике. Поведал об ошибке, допущенной пакистанцем. Инженер покачал головой. Потом вручил Американцу шифрованную записку: адрес и время встречи приверженцев Ишмаэля на следующий вечер. В конце церемонии он отдаст ребенка в руки Американца. Он был горд, что Ишмаэль избрал его для ритуала. Проблем не будет. Полиция не имеет никаких данных касательно Ишмаэля. Много лет ритуалы в Милане совершались в надежных местах, и никогда не возникало никаких проблем. Американец попрощался. Инженер спросил, есть ли у него в распоряжении соответствующая экипировка, чтобы принять участие в ритуале. Тот ответил, что да, есть — в сумке, которая лежит в камере хранения на вокзале (но этого он Инженеру не сказал).