проверит после. Посмотрел на телефон, и его охватило подозрение. Тогда он стал действовать тихо и медленно. Отодвинул шторы. На него пахнуло теплым запахом чугунных батарей. Вернувшись на прежнее место, погасил свет, закрыл изнутри дверь. Подошел к телефону: снаружи никто его не видит. Люди во дворе могут подумать, что, войдя к себе, он тут же вышел. Приподнял телефонную трубку, черную и теплую. В кабинете царила странная золотистая полутьма. За окном слышались резкие порывы ветра. Трубку приподнимал осторожно, прижимая опущенным концом рычаг, чтобы не задействовать телефонную линию. Прижав рычаг пальцем, окончательно снял трубку. Аккуратно положил ее на мягкую обивку стола (всячески избегая любого сотрясения). Посмотрел по сторонам. Взгляд остановился на ноже для разрезания страниц. Лезвие было легким, но ручка достаточно тонкой и тяжелой, чтобы удержать рычаг в положении «выключено». Положив нож на рычаг, рискнул приподнять палец. Сигналов не последовало, словно трубку не поднимали. Теперь можно было ее осмотреть.
Попытался отвинтить круглую крышку микрофона. Она не поддавалась. Стараясь избегать ударов и тряски, зажал трубку между колен. Обернув крышку носовым платком, поднатужился и почувствовал, что постепенно одолевает человека, постаравшегося так крепко ее завинтить. До боли напряг бицепс, стараясь избежать скрипа. Добрался наконец до конца резьбы. Снова полагаясь на удачу, приподнял крышку. «Жучок» был там.
Значит, управление тоже прослушивалось. В кабинет проникли, когда он выходил из полиции нравов, направляясь на поиски в архив движения Сопротивления. Тогда он и заметил, как зажглась неоновая лампа в его комнате. Приходили, чтобы поставить «жучок». Он словно застыл в полутьме кабинета. Внезапно телефон зазвонил.
Столь же осторожно он стал завинчивать крышку. Без всяких толчков и сотрясений.
Монторси замер на миг. Потом снова принялся за работу. На лбу выступил пот.
Вновь замер.
Крышка закручена.
Медленно переложил трубку на стол.
— Монторси слушает, — сказал он, услышав чей-то голос.
— Привет, Давид. Это Болдрини.
— Привет. Ну как? Нашел что-нибудь?
— Нет… Дело в том, что…
— В чем, Болдрини?
— Выходит, тебе еще ничего не сказали… Дело в том, что мне передали документы по делу о Джуриати…
— Как так?
— Дело о Джуриати направили в полицию нравов.
— Ах вот как!
— Есть у тебя что-нибудь новенькое? Кончил свои поиски?
Монторси на миг задумался, но только на миг.
— Да, кончил.
— Ну и что?
— Да так, ничего… Знаешь, это действительно скорей по части полиции нравов.
— Значит, меньше будешь вкалывать…
— Да, но я к тебе загляну, Болд…
— Да, да… Заходи…
— Слушай…
— Да.
— Кто принес тебе дело?
— Омбони… Да, Омбони.
— Ну, тогда ясно.
— Да ладно тебе. Сам знаешь, тебя все еще держат за новичка. Ты позже остальных поступил на работу. На что ты рассчитываешь, Давид? Мы все вышли из рядовых…
На этот раз замолчал Монторси.
— Слушай, — сказал он затем, — может, тебе еще что нужно?
Снова пауза.
— Почему ты спрашиваешь? — изумился Болдрини. — Разве у тебя есть что-то еще?..
Новая пауза.
— Да нет. У меня нет ничего, что не вошло бы в дело…
Болдрини снова озадаченно смолк. Попался на удочку.
— Ладно, Болд, раз ничего больше не надо, пойду посмотрю, что там творится. Нет ли чего новенького для меня…
— Правильно. Заходи, угощу тебя кофе.
— Ладно. Звякни, если что будет надо.
Монторси повесил трубку, послышался едва уловимый щелчок «жучка» в телефоне. Его прослушивали.
Привести в порядок… надо привести в порядок мысли. Разложить по полочкам подозрения. Монторси задумался. У него не получалось ни о чем думать — разум в каком-то черном тумане. Он сделал над собой усилие. Лицо Болдрини. «Жучок» в телефоне. Передача дела в полицию нравов. Мумия в архиве. Со дна водоворота, из центре спирали памяти вздымалась застывшая восковая ручка ребенка с Джуриати.
Итак. Когда он выходил из управления, зажегся свет в его кабинете. Возможно, в этот момент ставили «жучок».
Черная волна угрозы затопила своими водами ближайшие дождливые часы.
Инспектор Гвидо Лопес
ПАРИЖ
23 МАРТА 2001