Он даже не ударил меня! Даже не стал выворачивать мне запястие или скручивать руку. Он был так силен, что, хотя я была сверху, придавливая его, он просто отвел от себя мою руку, сел – и засмеялся. А потом сказал самое странное:
– Добрый вечер, леди Мелюзина. Рад наконец с тобой встретиться.
Я замерла, совершенно ошеломленная, чтобы издать хотя бы звук, а он покачал головой и ухмыльнулся. Выражение его лица было достаточно хорошо видно. Мои глаза уже привыкли к полумраку, а ночник был позади меня, освещая его лицо. Клянусь, он смотрел на меня восхищенными глазами. Холодок ужаса пробежал по моей спине. Пришло в голову то, что он искал причину избить меня до смерти и теперь получил ее.
– Слишком поздно так на меня смотреть, моя леди, – сказал он с удовлетворенным смешком.
– Тебе никогда не удавалось убедить королеву, что ты идиотка, а твоя находчивость в добыче и скрывании ножа выдали тебя окончательно. Не знаю цели твоей игры, но сама игра теперь уже бесполезна. Ну-ка, отдай мне нож. Я не могу позволить оставить тебе его сейчас, и не хочу причинять тебе боль.
При последних словах я моргнула и взглянула на нож, осознавая, что, хотя он сжал мое запястье слишком крепко, чтобы им можно было бы двигать, но все же держал его мягко. Если он собирался избить меня, то зачем беспокоиться о запястье? Могла ли я снова воспользоваться ножом, чтобы защитить себя? Как только возник этот вопрос, я поняла, что инстинктивно сопротивлялась его хватке все это время, а его рука даже не задрожала.
Мне показалось, что он был самым сильным мужчиной, который встречался в моей жизни. Насколько я помнила, братья не могли сдерживать меня с такой легкостью. Правда. с тех пор как мы перестали быть детьми я никогда не применяла против них силу. Но теперь было очевидно – любая мысль о самозащите безнадежна. Я расслабила руку, наблюдая, как он забрал нож, а затем подняла глаза на него, чтобы не казаться испуганной.
Его улыбка исчезла, но он не стал меня бить и не повернул нож в мою сторону. Освободив мое запястье, он поднялся с постели, спросив меня спокойным и даже веселым голосом:
– Кто дал тебе нож, моя милая леди? Кому я должен его вернуть.
– Он твой, – ответила я, начиная подумывать, уж не решили ли король с королевой поженить сумасшедшую женщину и сумасшедшего мужчину. У меня было смутное воспоминание, будто Мод рассказывала мне, что Бруно был очень хладнокровным человеком, но какое же надо иметь хладнокровие, чтобы выдержать, когда тебя пытаются убить!
– Очень разумно, моя леди. – Он беззаботно бросил нож на свой сундук и протянул лучинку к ночнику, чтобы поджечь тоненькие свечки на этажерке, где он оставил воду для моего утреннего туалета. Затем повернулся ко мне и одобрительно кивнул.
– Ты видела, что я сегодня не надевал свою охотничью одежду, и решила, что у меня должен быть такой нож. Разумно. Очень разумно.
Разумно?.. Что было разумного в догадке, что у любого мужчины должен быть охотничий нож и что если этот нож не при нем, то должен быть среди его вещей? Тем не менее, казалось, он торжествовал, радуясь моей ловкости. Но конечно же, не мог же он действительно получать удовольствие от того, что был жертвой покушения! Может быть, это было жестокой игрой, чтобы унять мой страх и тем самым усилить мои страдания, когда он нападет на меня?
– Так как же ты накажешь меня? – не выдержала я. Наверное, мой страх сделал мой свирепый взгляд еще более злобным и неукротимым.
К моему удивлению, он опустил глаза и грустно ответил:
– Накажу тебя? Никак. Я знаю, что у тебя есть причина ненавидеть меня или бояться. То, что ты сделала, было вполне естественным. Надеюсь, когда-нибудь мы оба сможем забыть это или посмеяться над этим.
Посмеяться над этим? Посмеяться? Какие у меня были причины ненавидеть его или бояться? Потому что он захватил Улль? Но он не причинил мне никакого вреда, кроме того, что смотрел на меня с презрением. Почему он опустил глаза, будто стыдясь чего-то? Может, дело в другом? Могла ли быть правдой дикая мысль, что это именно
Он спокойно стоял близко к свечам, и я могла видеть мощные мускулы на его руках, на груди и (я все же не смогла удержаться и охватила быстрым взглядом, хотя и стыдилась этого) на бедрах. Волосы между ними были такими черными, что на их фоне его копье казалось совершенно белым.
Мои глаза бежали от этой картины, но не так быстро, чтоб я не заметила, что он больше, крупнее, чем мои братья. А как только я подняла свой взгляд, обнаружилось, что он уставился на меня. Я была уверена, что он заметил, куда я смотрела, и моментально отпрянула. Он отвернулся, взял нож с крышки сундука, открыв ее, бросил его в сундук. Затем вытащил оттуда грубую тунику и натянул на себя. Сейчас я думаю, что и в правду была тогда, возможно, чуть-чуть сумасшедшая, ибо, несмотря на множество причин для страхов, меня беспокоило на этот момент то, что у Бруно не было ночной сорочки.
– Тебе не стоит бояться, – сказал он резко. – Я не буду больше навязывать себя силой. – Он немного поколебался и затем продолжил, стоя все еще спиной ко мне:
– Я извиняюсь за то, что взял тебя прошлой ночью против твоей воли, но я дал слово королю и королеве, что сделаю тебя своей женой. Ты должна была знать, какой будет результат, когда соглашалась принять меня как своего мужа.
– Да я никогда!.. – начала я и остановилась. Наступила тишина.
Да, по-видимому, я согласилась на этот брак. Я не могла вспомнить это, как, впрочем, и вообще припомнить что-либо. Могла ли я это ему сказать? Поверит ли он мне? Вспоминая его слова о моих попытках убедить королеву в том, что я идиотка, сомневаюсь чтоб могла сказать нечто способное поколебать его мнение о том, будто я веду какую-то лукавую игру. Кроме того, не хотелось, чтобы он знал о моей слабости. Он опять повернулся ко мне лицом, и я вызывающе встретила его взгляд.
– Я хочу, чтобы ты знала, – сказал он, – мне не легче в этом браке, чем тебе…
– Но как тебя заставили силой жениться? – озлобленно перебила его я.
– Мне сказали, что ты опасна и что жениться – это мой долг.
– Опасна? – удивленно переспросила я и, наверно, могла бы расхохотаться ему в глаза, если бы не страх, когда Бруно скользнул взглядом по сундуку, где лежал тот самый нож, которым я пыталась убить его.
Он только покачал головой и улыбнулся, но тем не менее сказал:
– Хватит притворяться невинной овечкой. Ты умная и красивая женщина, но должен тебя предупредить, что я не тот человек, которого можно обвести вокруг пальца. Ни красота твоя, ни ум не могут повернуть меня против короля и королевы. Я слишком благодарен Стефану, и ничто не заставит меня предать его.
Он назвал меня красивой и умной, но я опять похолодела. Я не была уверена, что он говорил правду, утверждая, что не является рабом страсти, и помнила, что сказала та женщина в покое королевы о Бруно этим утром: мол, сын путаны должен знать толк в женщинах. И в то же время я никогда не видела человека, который смотрел бы на меня с большим равнодушием. Но под его твердостью скрывался голод, и тот, кто этот голод удовлетворит – если его вообще можно удовлетворить, – станет хозяином Бруно. Я отказалась от этой идеи: вероятнее всего, кто бы ни попробовал справиться с этим голодом, скорее будет проглочен сам.
– Я твоя пленница? – спросила я дрожащим, несмотря на все усилия голосом, когда он приближался ко мне.
– В каком-то смысле да, – сказал он раздраженно. – Я поручился, что ты не предпримешь никаких изменнических действий по отношению к королю Стефану. Но я хочу, чтобы ты перестала притворяться, будто боишься меня.
Затем он сел на кровать и многозначительно посмотрел в сторону сундука.
– Мне кажется, что ты для меня более опасна, чем я для тебя, – продолжал он, поворачивая глаза ко мне. – Я уже сказал, что не сделаю тебе ничего плохого. Мы муж и жена и должны найти способ, как жить вместе. Я хочу спать ночью, не рискуя получить нож в спину.
