Кусать и бить нужно, но только за дело, а вы, не пытаясь хорошо разрешить вопрос, как-нибудь уладить его, проявляете друг к другу большое недовольство»{82}.
Впечатление крестьян от состоявшейся беседы подытожил один из них:
«Мы сначала ездили в край [т. е. в краевой центр], но так как там ничего не решили, то поехали в Москву, считая, что… вопрос разрешим и примемся за работу. Теперь же мы видим, что все-таки окончательного решения мы не имеем»{83}.
На том и расстались. Тратить много времени на всякие частные вопросы, к тому же не относящиеся непосредственно к его компетенции, у Ежова не было ни возможности, ни желания. Он нес ответственность за кадровую политику, а здесь и своих проблем было более чем достаточно.
В соответствии с правительственными решениями по всей стране, ломая устоявшиеся организационные структуры, велась активная перестройка учебных заведений, готовящих кадры для сельского хозяйства. Универсальные многопрофильные вузы и техникумы расформировывались и на их месте создавались специализированные заведения, призванные обслуживать отдельные отрасли производства.
К середине 1930 г. вместо прежних 25 универсальных вузов было создано уже 84 специализированных института. Кроме того, ставилась задача резко, в два-три раза, увеличить в 1930 г. набор учащихся в вузы и техникумы, строго соблюдая при этом классовый подход — не менее 75 % первокурсников должны были быть рабочими и колхозниками (если не сами, то по происхождению).
Все эти вопросы постоянно находились в центре внимания Ежова, но даже его организаторских способностей оказалось недостаточно для того, чтобы поставленная задача была выполнена качественно и в срок.
Из-за отсутствия необходимых условий для занятий учебный год во многих институтах и техникумах начался не в сентябре, а в ноябре и даже в декабре. Сами занятия, в связи с нехваткой помещений, проходили в страшной тесноте, порой в неприспособленных помещениях, сараях и даже в палатках. Еще хуже было положение с общежитиями. В некоторых из них в каждую комнату набивалось по 60–70 человек, и учащимся приходилось спать на койках по двое.
Не хватало преподавателей, подбор их во многих случаях проводился бессистемно. Не было должным образом налажено питание учащихся — не хватало ни продуктов, ни столовых. Многие вузы и техникумы приступили к работе, не имея учебных программ, учебников и пособий.
Выкручивались, кто как мог. Например, студенты Института инженеров-механиков социалистического земледелия, случайно узнав, что в Москве находится представитель американской фирмы «Катерпиллер», обратились непосредственно к нему с просьбой прислать руководство по выпускаемому фирмой комбайну, поскольку полученных институтом описаний и схем было совершенно недостаточно. В других институтах приспособились изучать те или иные дисциплины по газетным и журнальным статьям.
Соответствующим было и качество обучения. Поэтому спустя два года правительству пришлось принимать специальное постановление об учебных программах и режиме работы институтов и техникумов. В этом постановлении чрезмерное дробление специальностей и однобокое увлечение ростом числа учебных заведений и численностью учащихся при недостаточном внимании к вопросам качества подготовки было охарактеризовано как извращение.
Однако не только в сфере подготовки сельскохозяйственных кадров, но и на других участках социалистического строительства дела обстояли далеко не блестяще. Некомпетентное руководство экономикой приводило к крупным диспропорциям в развитии промышленности, сельского хозяйства, транспорта. Ударные темпы строительства народнохозяйственных объектов, пренебрежение техникой безопасности при их эксплуатации становились причиной многочисленных аварий на производстве, в том числе и сопряженных с человеческими жертвами.
Официальное объяснение происходящему было найдено еще в 1928 г., и на состоявшемся тогда так называемом «Шахтинском процессе» виновные были названы. Ими оказались «буржуазные специалисты» — инженеры и экономисты старой школы, работающие на советских предприятиях и в учреждениях и якобы занимающиеся вредительством по заданию своих прежних хозяев или по собственной инициативе.
В 1929 г. ОГПУ сфабриковало дело о контрреволюционной вредительской организации в военной промышленности СССР, ряд дел на «военспецов», проходивших службу в Красной Армии.
В 1930 г. была арестована большая группа видных специалистов из центральных хозяйственных ведомств. Одним из них был Н. Д. Кондратьев — бывший директор Конъюнктурного института Наркомата финансов СССР и профессор Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Он якобы возглавлял «Трудовую крестьянскую партию» — мифическую подпольную организацию, занимавшуюся, по версии чекистов, подготовкой крестьянских восстаний и вредительством в сельском хозяйстве.
К этому времени Ежов меньше года руководил кадрами в Наркомате земледелия и не мог нести ответственность за засоренность подведомственных учреждений чуждыми элементами. Тем не менее подстраховаться не мешало. Деятельность руководителя любого ранга все больше оценивалась по тому, насколько активно он борется с «вредителями» на вверенном ему участке работы, и, учитывая это, Ежов счел необходимым внести свой посильный вклад в разоблачение «классовых врагов», действующих в системе Наркомзема. Так появилась его статья «Кондратьевщина в борьбе за кадры», помещенная в октябрьском номере журнала «Социалистическая реконструкция сельского хозяйства» за 1930 г. {84}
В начале статьи Ежов обрисовал тревожную ситуацию с кадрами, которая, по его мнению, сложилась в стране:
«Одновременно с ростом внимания партии и всей широкой рабочей общественности к вопросу укомплектования пролетарскими кадрами наших государственных учреждений и хозорганизаций, к вопросу подготовки своих собственных кадров специалистов, со стороны враждебных нам слоев буржуазной интеллигенции, находящейся в аппарате, возрастало сопротивление, направленное против орабочивания этого аппарата. В то же время буржуазная профессура наших вузов развила бешеное наступление против подготовки пролетарских специалистов, всеми мерами стремясь направить ее (подготовку) по такому руслу, которое бы совершенно не отвечало задачам строительства СССР.
Весь этот процесс борьбы за кадры, — продолжал Ежов, — совершенно понятен и выражает обостренную классовую борьбу, развивающуюся на всех участках социалистической стройки».
Проанализировав затем данные о социальном происхождении специалистов сельского хозяйства, работающих в земельных органах, в научно-исследовательских организациях и вузах, и выявив засоренность этих учреждений представителями непролетарских слоев населения, Ежов на конкретном примере показал, к чему это может привести:
«В Нижней Волге, — писал он, — учащиеся лесного техникума в 1928 г. создали подпольную организацию «Черная роза», работавшую под лозунгом «долой большевиков и комсомольцев». Эта организация, существовавшая полулегально, не встретила достаточно твердого отпора даже со стороны комсомольцев, ряды которых в этом техникуме тоже были достаточно засорены чуждыми элементами. Характерно, что те же комсомольцы, против которых ополчилась «Черная роза», не один раз выставляли требования о ликвидации работы Осоавиахима[20], работы кружка военных знаний, политического кружка, мотивируя это тем, что все это мешает учебе. Кроме того, они же выставляли требования об уравнении учащихся детей дворян и прочих с учащейся рабочей молодежью».
Поудивлявшись странному поведению нижневолжских комсомольцев, Ежов перешел затем к анализу собственно вредительской деятельности представителей старой интеллигенции.
Оказалось, что эта деятельность ведется в двух основных направлениях. Характерными признаками первого являются борьба за сохранение идеологически близких кадров старых специалистов и «бешеное
