Он захромал прочь, а она долго смотрела ему вслед, пока он не скрылся за деревьями.
— Дурак.
Кэссиди поднялась с песка, набросила на себя халат и поплелась к дому. Она испытывала нечто большее, чем гнев, что-то более глубокое и беспокойное, но никак не могла понять, что же это такое.
Глава 20
Вернувшись домой, Кэссиди раздраженно швырнула сумочку на диван и скинула туфли. Она осталась одна. Снова одна. Как и тогда, перед пожаром.
Чейз все эти дни старался держаться подальше от нее. Подальше от дома. То он на работе, то у физиотерапевта, то еще где-нибудь— только не дома. Она уже привыкла к тому, что по утрам он уходит, - когда она еще спит, а возвращается за полночь.
Она чувствовала, что он все больше отдаляется от нее; пыталась вызвать его на откровенность, но он отвечал уклончиво— сетовал на то, что много работы, что надо заново отстраивать лесопилку. Говорил, что хорошо бы перевести туда и контору. И еще много другого: что металлические сушильные шкафы покорежены огнем и их придется менять, что в бухгалтерии сбились с ног, пытаясь свести дебет с кредитом, восстанавливая отчетность, бухгалтерские книги, счета по дебиторской задолженности, копаясь в уцелевших записях, обзванивая товарные склады, компании грузовых перевозок и лесоторговцев… Ра боты непочатый край, оправдывался он, но она понимала, что он избегает ее, используя для этого любой предлог.
Может, действительно их время уже прошло?..
По утрам она купалась в бассейне одна, он больше не провожал ее взглядом и уже тем более не сопровождал ее, а если она словно невзначай прикасалась к нему, поспешно отстранялся, предпочитая сохранять дистанцию. Не вспоминал он и о том, что произошло между ними тогда у бассейна, и когда она однажды пыталась заговорить об этом, он резко, на полуслове, оборвал ее, сказав: «Произошла ошибка. Не стоит придавать этому большого значения».
Время от времени, однако, он, казалось терял бдительность и тогда представал перед ней совершенно другим человеком — мягким, даже смиренным, который искренне сожалел о случившемся.
Состояние его день ото дня улучшалось. Он самостоятельно ездил в город, к нему вернулось зрение. Шрамы на лице были еще заметны, и кожа еще не зажила, но она-то знала: пройдет немного времени, он окончательно поправится и никто не удержит его в этом доме. Кэссиди не переставала думать о том, что развод неизбежен…
Болела голова, она выпила две таблетки аспирина, налила себе кофе и вернулась в кабинет. Что такое семейный ужин, она давно забыла, слишком много вечеров провела она, тщетно дожидаясь хотя бы телефонного звонка,— на плите остывала еда и оплывали свечи.
Рассеянно перебирая пальцами волосы на затылке, она отобрала несколько компакт-дисков со своими любимыми записями и включила плейер. Полилась музыка. Порывшись в портфеле, она вставила в компьютер дискету и, подпевая Полу Маккартни, стала распечатывать информацию, собранную на работе. О пожаре на лесопилке, о сгоревшей мельнице и… о Маршалле Болдуине. Последние несколько дней она только и делала, что звонила в информационные агентства чуть ли не всей страны — особенно ее интересовала Калифорния и, конечно же, Аляска. Она надеялась раскопать какие-либо детали биографии Болдуина до его приезда на Аляску. Тщетно. Словно этого человека не существовало вовсе. Действительно таинственная личность!
Неужели он будет оставаться невидимкой вечно, думала она, машинально постукивая шариковой ручкой о край стола. Когда Билл Ласло спрашивал ее о Маршалле Болдуине, она действительно ничего о нем не знала, но с тех пор не проходило и дня, чтобы не прибавлялось каких-то новых сведений. Она звонила в газеты, полицейские управления, даже разыскала адрес человека, о котором слышала, что он занимается поиском людей. Прикованный к инвалидному креслу-коляске, Майкл Фостер работал с помощью компьютера, подключенного к сети, объединяющей розыскные агентства не только в Штатах, но и по всему земному шару. Про него было известно, что он может найти даже того, кто отнюдь не жаждет быть найденным.
Кэссиди понятия не имела, подключен ли его компьютер к информационной сети службы внутренних доходов, администрации социального обеспечения или телефонной компании, но факт оставался фактом — Фостер, этот немощный паралитик, творил чудеса. Она услышала о нем еще лет пять назад и уже тогда собиралась обратиться к нему за помощью в поисках Брига, но в последний момент отказалась от этой мысли, подумав, что в ситуации, когда отношения с мужем складываются весьма непросто, такой шаг стал бы ошибкой. Теперь же она твердо решила позвонить ему, чтобы выяснить все, что касалось Брига и всех, кто так или иначе мог навести на след Маршалла Болдуина.
Но и на этом она не успокоилась, наняв в Анкоридже частного детектива, который вызвался составить подробное жизнеописание Болдуина, начиная с тех дней, когда тот не представлял собой ровным счетом ничего, а был простым работягой на нефтепроводе. Звали детектива Освальд Свини; вид он имел довольно потрепанный, но отличался неуемной дотошностью и к тому же бывал в Орегоне, где помогал разыскивать какую-то наследницу. Свини заверил ее, что не пожалеет сил и узнает все о таинственном аляскинском миллионере-затворнике— пусть даже для этого ему потребуется «перевернуть каждый камень в этой чертовой тундре».
Никто — включая Чейза — и предположить не мог, насколько серьезны ее намерения. Потому что никто по-настоящему не понимал, что ею движет. Ведь дело было вовсе не в праздном любопытстве и даже не в том, что вся эта таинственная история разворачивалась у нее на глазах. Ее ни на минуту не покидало желание докопаться до истины. Она была убеждена, что, не имея ответа на вопросы, которые, словно проклятие, тяготели над ними последние семнадцать лет, не имея на руках сведений, проливающих свет и на загадочную историю с пожаром, и на окутанную тайной личность Маршалла Болдуина,— не имея всего этого, они с Чейзом никогда не смогут вновь обрести друг друга.
Словно они с самого начала строили здание своего брака на зыбучем песке, и теперь оно медленно, но неумолимо разваливалось и оседало. И если они не узнают всей правды, то никогда больше не смогут доверять друг другу, никогда не выберутся из трясины, в которой все сильнее увязали.
Перелистывая свои записи, Кэссиди услышала, как ожил факс, принимая какое-то сообщение. Это поступил очередной отчет Свини, который медленно, узелок за узелком, распутывал хитросплетения судьбы Маршалла Болдуина. Ему удалось откопать дамочку, в обществе которой Болдуин проводил время, когда бывал в Фэрбанксе. Та обещала выложить все, что знала,— за пять тысяч долларов. Пенсионер, когда-то возглавлявший ремонтную бригаду, обслуживавшую нефтепровод, вспоминал, что Маршалл был славным малым: работал как вол, симпатичный — от женщин отбоя не было. Приводились свидетельства и других людей — все больше путаные, сбивающие с толку, из которых никак не вырисовывался цельный образ; создавалось впечатление, что Болдуина по-настоящему так никто никогда и не узнал. Однако Свини не отчаивался.
Вздохнув, она аккуратно сложила отчет детектива и убрала в папку, которую держала в ящике стола. Затем извлекла кипу бумаг, относящихся к тому злополучному пожару, унесшему жизни Энджи и Джеда, — все, что ей удалось собрать: газетные вырезки, полицейские протоколы, свидетельства пожарных, фо тографии. Всякий раз, когда она видела перед собой фотокарточку Энджи, ее переполняло невыразимое чувство печали. Джед никогда ей особенно не нравился, но она даже в гневе не могла бы пожелать ему такого конца. Родители Джеда так и не смогли примириться с гибелью сына. Виновных не нашли. Бейкеры помянули недобрым словом никчемного шерифа и скрепя сердце уехали из Орегона куда-то на Средний Запад в поисках забвения. Кэссиди безумно не хотелось беспокоить их и ворошить прошлое, но что делать… Если от этого будет зависеть, узнает ли она что-то о Маршалле Болдуине. Или о Бриге.
Рассеянно прикусив кончик ручки, она просматривала бумаги, пока не наткнулась на фотографию Маршалла Болдуина— мрачного, погруженного в себя. Кто же он такой? Может, он действительно никакой
