— Да,— согласилась Джеральдина, — совсем как Фелисити и Деррик.
— Хорошо, пойдемте в дом и выпьем охлажденного чаю. Сколько можно стоять в холле? — опомнилась Дена.
Кэссиди с отвращением закрыла за собой дверь. Свидание с Бобби Алонзо? Подготовленное его матушкой? Действительно, это шанс, который нельзя пропустить. Она сбросила туфли и включила радио. Старая песня ансамбля «Роллинг Стоунз» прорывалась сквозь голос диктора. Кэссиди, закрыв глаза, слушала жалобу Мика Джеггера о том, что он рисует что-то черное. Она понимала его состояние.
В дверь постучали. Занавески на окнах всколыхнулись, и, обернувшись, она увидела Деррика, стоявшего в дверном проеме.
— Можно войти? — прошептал он. Вид у него несчастный и измученный, словно он потерял двадцать фунтов и часть своей души.
— Господи, я чувствую себя ужасно, — произнес он, и слезы заблестели в его воспаленных глазах. — Энджи не заслуживала такой участи.
Кэссиди не ответила, боясь, что голос откажет ей.
— Я любил ее, знаешь ли. Она доставляла много беспокойства, но я ее любил.
— Да, я знаю. Я тоже.
— Я хотел извиниться перед тобой за тот вечер, с ружьем. Я очень тебя напугал?
— Я беспокоилась не за себя.
Он подошел к туалетному столику, где заметил ее фотографию верхом на Реммингтоне. Взяв снимок, он нахмурился, затем взглянул в зеркало и встретился взглядом с Кэссиди.
— Папе не надо было брать на работу этого Маккензи. — Деррик злобно поджал губы при упоминании о Бриге. — Если бы он не принял его на работу, ничего бы не случилось.
— Кто мог знать заранее…
Он внезапно сжал кулаки, смяв фотографию.
— Я не могу поверить, что ее нет в живых! — Он поднял взгляд к потолку, словно ища ответа.
— Я тоже.
Он прерывисто вздохнул, пронзив Кэссиди взглядом своих водянистых глаз.
— Я убью его, честное слово, убью. Если этот подонок когда-нибудь вновь объявится в нашем округе, клянусь, что задушу его голыми руками.
— Даже если он невиновен?
— Он виновен, Кэссиди, — прошипел Деррик, громко засопев. — Этот подонок виновен во всем и когда-нибудь за все заплатит сполна!..
Она почувствовала себя преступницей, привязав старую кобылу к дереву в лесу возле лесопилки и спрятавшись в тени на время пересменки. Работники, покрытые опилками и пылью, снимали защитные шлемы, курили, смеялись и шутили, выходя через ворота на автомобильную стоянку.
Огромные объявления на заборе гласили: «Требуются только квалифицированные рабочие» и «Соблюдение правил безопасности — залог счастливого будущего». Машины всевозможных марок и размеров стояли рядом на асфальте — джипы, грузовики, седаны. Визжали пилы, электрокары с грузом катили в сторону уже уложенных штабелей пиломатериалов, ожидающих отправки.
Кэссиди смотрела, как разъезжаются рабочие, более молодые резко срывались с места на своих спортивных автомобилях и мотоциклах, те, кто постарше, группами садились в джипы, закуривали и только потом поворачивали ключ в замке зажигания. Появилась новая смена, и Кэссиди заметила пикап, который искала, — старый автомобиль, когда-то бирюзового цвета, а теперь обезображенный следами сварки на крыльях и задней дверце. Машина Чейза Маккензи.
Он вышел из кабины, и сердце Кэссиди забилось с утроенной силой при виде его, так похожего на Брига в месте с тем совсем другого. Сказав себе «сейчас или никогда», она подождала, пока большая часть рабочих прошла через ворота, затем окликнула его:
— Чейз!
Щурясь от лучей заходящего солнца, он повернулся к ней.
— Да?
— Это я.
Улыбка смягчила суровое выражение его лица.
— Кэссиди, что вы здесь делаете? — спросил он удивленно. Потом заметил беспокойство в ее глазах, и улыбка медленно растаяла на его губах.— Вы по поводу Энджи, да? И Брига?
— Мне… мне хотелось бы знать, нет ли у вас от него вестей?
Его голубые глаза потемнели.
— У меня нет, а мама, если и знает что, не рассказывает, она не делится ни с кем.
Кэссиди не могла скрыть своего разочарования и поддала ногой кусочек гравия.
— Я… м-м, я знаю, что вы… проявляете к нему интерес…— Она резко вскинула голову, думая, что он дразнит ее, но Чейз был серьезен. Он помолчал, глядя вдаль, словно взвешивая свои возможности, и тихо добавил: — Если я услышу что-нибудь, то дам вам знать.
— А ваша мать?
— Лучше спросите у нее сами.— Он покачал головой и внезапно показался ей очень усталым и постаревшим.— Впрочем, мать ужасно не любит говорить на эту тему. Она очень плохо переносит всю эту историю.
— Мне очень жаль.
— И мне,— сказал он тихо.— И мне тоже.
Она повернулась, чтобы уйти, но он схватил своими сильными, огрубевшими от работы пальцами ее запястье, словно хотел нащупать пульс.
— Послушайте, я знаю, что вам тяжело, и, наверное, не стоит говорить об этом, но я сделаю для вас все, что смогу. И… ну, если вам что-нибудь понадобится— я понимаю, это звучит глупо, учитывая ваше положение и мое, но я говорю серьезно,— если вам что-нибудь понадобится, вы можете рассчитывать на меня.— Она перевела дыхание, глядя в его полные тревоги глаза.
— Спасибо. Ничего не надо. Я просто хотела узнать хоть что-нибудь о Бриге.
Тень побежала по лицу Чейза.
— Мое дело предложить,— сказал он резко, отпустив ее и быстро пошел вдоль автомобильной стоянки к открытым воротам лесопилки, надевая на ходу защитный шлем.
Выросшая в роскошном особняке, построенном ее отцом для своей первой жены, Кэссиди испытала острое чувство вины за то, что в отличие от нее, не знавшей ни в чем нужды, Бриг и Чейз жили здесь, в этой тесной, убогой конуре.
С бьющимся сердцем Кэссиди припарковала автомобиль своей матери за машиной Санни. Плюшевая кошка смотрела на нее стеклянными глазами без всякого выражения, пока Кэссиди прятала ключи от машины в сумочку. Она взяла машину без разрешения, когда Дена и Рекс были в Портленде, так как больше не могла пребывать в состоянии полной неизвестности. Всю дорогу она молилась, чтобы ее не остановила полиция — у нее еще не было водительских прав. Впрочем, пока ей везло.
Пот выступил у нее на лбу от волнения, и она подождала секунду-другую, пытаясь успокоиться. Откладывать свою миссию надолго она не могла, времени у нее было в обрез — родители могли вернуться в любую минуту.
Нижняя ступенька дома Маккензи почти совсем сгнила, а ржавая металлическая вывеска, которая качалась над дверью, выгорела и проржавела. Да, фургон, служивший домом семье Маккензи и знавший лучшие времена, уже начал ржаветь.
Теперь или никогда, сказала она себе и подняла руку, чтобы постучать. Однако дверь распахнулась прежде, чем Кэссиди успела коснуться ее. Взор Санни был мрачен и суров, глубокие морщины залегли возле ее губ.
— Ты дочь Рекса Бьюкенена.— Это было скорее утверждение, чем вопрос.
— Да, и я хотела поговорить с вами, извиниться за то, как с вами обошлись в моем доме. Я… я прошу прощения…
