Он жил в молчании — на работе и во время вечерних прогулок, — хотя вокруг него звучали шум и разговоры. Чтобы его поняли, ему пришлось бы лезть из кожи вон. Местный дурачок. Жертва удара. «Падерик», — называли его владельцы лавок, когда он протягивал им деньги и список покупок, составленный Ханой по-македонски, и безропотно брал то, что ему давали. Он чувствовал, что становится наивным. Все истинное, что он узнал о человеческом характере, он узнал в ту пору жизни. Как-то раз, когда они смотрели в кинотеатре «Тек» — фильм с Чарли Чанлином, он услыхал свой громкий смех, сливавшийся со смехом зала. И поймал на себе чей-то взгляд: этот человек, подавшийся вперед, чтобы его увидеть, тоже догадался, что общий смех — разновидность речи.
Ему всегда было легко в чужом пейзаже, нравилось изучать обычаи новой местности. Патрику хотелось узнать город, который Хана выстроила для себя, — места, которые она собирала и хранила как бы нанизанными на тонкую нить ее любопытства: торговая компания «Ху», где Элис покупала травы от простуды, освещенные газовыми лампами закусочные с выступающими, похожими на аквариум окнами. Они смотрели шоу русалок в парке Саннисайд, выступление итальянских гимнастов в спортзале на Элм- стрит, слушали групповые уроки английского в районном центре — голос на безукоризненном английском сообщал: «Меня зовут Эрнест», и мужские голоса повторяли хором, что их зовут Эрнест.
Но самым любимым местом Ханы была пекарня «Герань», и в один субботний день она привела его туда, чтобы познакомить со своим другом Николасом. Она провела Патрика между пекарями, мешками с мукой и цилиндрами для раскатки теста к Николасу Темелкову, который повернулся к ней и широко раскинул руки. В шутку — Николас был в муке и не рассчитывал на объятия. Пожав Патрику руку, он стал водить их по пекарне, а Хана отщипывала кусочки сырого теста и отправляла в рот. Темелков, в аккуратном пиджаке и галстуке, был без фартука, и, пока он ходил по пекарне, на него оседала мучная пыль. Он потянул за свисавшие с потолка цепи, приводя в движение цилиндры, вынул из кармана маленькую куклу и вручил ее Хане, на этот раз она обняла его, прижавшись головой к груди. К тому времени как Патрик покинул пекарню вместе с Ханой, мужчины обменялись не более чем тремя-четырьмя вежливыми фразами.
Однажды вечером Хана, вытащив из-под кровати чемодан, показала ему несколько памятных вещиц. Свою фотографию в младенческом возрасте, с нацарапанным на ней карандашом детским прозвищем — Пико. И еще три фотографии: группа мужчин, работавших на виадуке на Блор-стрит, Элис в спектакле в Финском рабочем храме и трое лесорубов в снегу. Сумаховый браслет. Четки. Эти разложенные на кровати предметы заменяли ей отсутствующего отца.
Так он узнал о Катоне от его дочери. Девочка знала о нем все: о его обаянии, его жестокости, его эгоизме, его отваге, о том, как он встретил и обольстил Элис. «Ты ведь не знал Катона, верно?» — «Нет». — «Что ж, говорят, он был очень вспыльчив, очень жесток». — «Не говори так, Хана, тебе десять лет, а он твой отец». — «О, я люблю его, хотя ни разу не видела. Просто это правда».
Всегда практичная Хана была полной противоположностью Патрику. Когда он в первую субботу пришел из бани, она спросила, сколько стоит билет, и он увидел, что она пытается прикинуть, стоит ли удовольствие потраченных денег. «На это никаких денег не жалко», — пробормотал он и увидел, что она не может понять или принять подобную экстравагантность. Она сочла его глупцом. И нарисованный ею портрет отца тоже был начисто лишен сентиментальности.
— Кто эти люди на строительстве моста, Хана?
— О, должно быть, кто-то из маминых знакомых.
Элис, заслонив ладонью глаза от солнца, стояла в солнечном свете на травянистом склоне холма, спускавшегося от водоочистной станции к озеру.
— Мне пришлось научиться тому, что на него не ст
— Долго вы были вместе?
— До его смерти. Мы то и дело расставались. Он считал, что его жизнь слишком трудна. Половину времени мы беспокоились друг о друге. И в среду вечером я мечтала о завтрашнем дне, как мы поедем на велосипедах но дороге, в апрельское половодье или летнюю пыль. Патрик, я с завязанными глазами могу привести тебя туда: пятьдесят шагов от дороги, перейти ручей — там очень грязно, — повернуть направо — там у нас всегда промокали ноги, — когда я прыгала через ручей, смола с невысокой сосны оставалась у меня на волосах. Камыш и папоротники по плечо, потом шатер из кедров. Ручей лепечет среди кедровых ветвей! Под ногами толстый ковер из хвои! Когда мы занимались там любовью, Катон всегда что-нибудь закапывал: маленькую бутылку, карандаш, носовой платок, носок. Он оставлял что-нибудь везде, где мы любили друг друга. Такая сексуальная археология. Там было дерево, напоминавшее очертаниями крышу собачьей конуры. Если нам случалось заблудиться, мы всегда старались его найти — когда снег менял очертания деревьев, или осень обнажала стволы, или летом, когда все зарастало и превращалось в хаос. Мы приходили туда круглый год, в любое время года, зимой там почему-то было лучше, чем летом, когда нас донимали жуки и оленьи мухи. Мы рыли пещеры в снегу, нас защищали от ветра деревья. Важно находиться близко к поверхности земли… По-моему, ему стало нравиться, что мы не занимаемся любовью дома. Тем не менее мы постоянно ссорились. Как-то раз я сказала ему, что, если он когда-нибудь надумает со мной порвать и скажет, что пора кончать это безумство, я его зарежу.
— Ты мне это тоже говорила.
— Мне почему-то кажется, Патрик, что я знала его так же хорошо, как тебя.
— Я ревную. Нет, не ревную.
— Потому что он мертв? Ты слушаешь меня так спокойно, все эти интимные подробности…
— Хана показала мне фотографии. Кто эти люди на мосту?
— Это все в прошлом, Патрик, не будем его ворошить. Но ты должен попросить Хану рассказать тебе о Катоне и носках. Это ее любимая история.
«Они были в лесу и вышли в поле, чтобы удрать от насекомых. Было лето. Тучи насекомых, сказала мама. Поэтому они разделись и пошли искупаться в реке. Когда они вернулись, рядом с их одеждой стояли молодые бычки. Штук пять, вокруг их вещей. Но их привлекали только носки! Они обнюхивали их и бодали. Катон ужасно смутился. Мама сказала, что он не хотел никому об этом рассказывать. Мне ужасно нравится эта история — все эти бычки с глубокомысленным видом бодают его носки. Мама думает, они их возбудили».
~~~
В кармане Патрика лежала фотография из чемодана Ханы. Даже глотая романы в детстве, Патрик никогда не верил, что их герои живут лишь на страницах произведений. Когда за ними не присматривал автор, они вели себя как хотели. За рамками сюжета все было покрыто мраком, но в жизни, разумеется, присутствовала ясность. Каждый из героев жил в определенном часовом поясе, под своими звездами, в противном случае они были бы людьми из ниоткуда.
Он пришел в ривердейлскую библиотеку в поисках сведений о строительстве виадука на Блор-стрит. Взяв необходимые газеты и журналы, он прошел в детский зал, с высокими стропилами и освинцованными окнами, впускавшими море света. Он наслаждался запахом книг, маленькими столиками. Ему пришло в голову, что так должна выглядеть столовая на подводной лодке.
Он прочел заметки об открытии моста 18 октября 1918 года. В одной из газет была фотография
