дружок!» — шепнул он светло-зеленому пятнистому тельцу, висящему на стекле.
— Клара…
— Кто там?
— Эмброуз.
Любовь была для него чем-то вроде детства. Она позволила ему раскрепоститься, быть раскованным и не бояться показаться глупым.
— Что?!
Она мгновенно проснулась и смотрела на него так, будто он сошел с ума.
— Иди сюда, я хочу кое-что тебе показать.
Она посмотрела на окно, потом опять на Патрика, но промолчала.
— Он хочет, чтобы ты разделась.
— Патрик, сейчас три ночи, пора спать. Ты должен искать моего любимого. — (
— Там древесная лягушка!
— Древесные лягушки любят гулять при лунном свете.
— Да, но они выходят только днем. Он хочет видеть твою грудь, твой живот.
— Это что, какой-то большевистский обычай?
Она расстегнула рубашку и встала между ним и стеклом.
— Завтра ночью он, наверно, приведет своих собратьев, чтобы на тебя посмотреть. Иногда их называют колокольными лягушками. Возбудившись, они издают звуки, похожие на колокольный звон. А бывает, лают, как собаки.
Она наклонилась и, прижавшись к стеклу губами, поцеловала зеленый живот.
— Привет, Эмброуз, — шепнула она. — Как поживаешь?
Обняв сзади, Патрик взял ее за грудь.
— Выходи за меня…
И залаял.
— Однажды, очень скоро, я уеду.
— К Эмброузу.
— Да… Я знаю, что он жив.
— Боюсь, мы больше не увидимся.
— Продолжай, Патрик, но в тебе нет сожаления.
— Странное слово. Оно предполагает какие-то перемены к лучшему в самом себе.
— Молчи. Иди сюда…
Он встретился с Эмброузом во сне. У дверей тот сказал: «Эта серая фигура приросла к моему телу, Патрик. Отрежь ее». Они были старыми друзьями. У Патрика с собой был только перочинный нож. Он раскрыл его и отвел Эмброуза в холл, под единственную лампу у металлических лифтов. Теперь он мог лучше рассмотреть эту штуку. К его другу был пришит серый павлин. Патрик начал его отрезать.
Эмброуз стоял спокойно. Казалось, ему совсем не больно. Патрик добрался до лодыжек, и с последним взмахом ножа павлин отвалился. Он лежал на полу, словно неубранная груда пыли. Они вернулись к дверям, пожали друг другу руки и расстались. Проваливаясь сквозь последние конструкции своего сна, Патрик услышал новости об убийстве Смолла: его разрезали вдоль на две части.
— В чем дело?
— Тебе что-то снилось?
— Не знаю. А почему ты спрашиваешь?
— Ты дергался.
— Гм… Как я дергался?
— Ну, знаешь, вроде собаки, спящей перед камином.
— Быть может, я охотился на кролика.
Они сидели на полу, в углу, прислонившись к стене, ее рот был на его соске, рука медленно поглаживала член. Отточенное мастерство, все его тело заключено здесь, как корабль в бутылке. Сейчас я кончу. Кончай мне в рот. Она наклонилась вперед, его пальцы вцепились ей в волосы, похожие на рваный шелк, и он, исчезнув в ней, изверг семя. Согнутым пальцем она показала себе на рот, а он, нагнувшись, припал к ее губам и втянул в себя белую субстанцию. Так они передавали ее друг другу до тех пор, пока та не исчезла совсем, пока они уже не могли сказать, у кого она путешествует где-то в теле, как пропавшая планета.
На следующий день они ехали по проселочным дорогам в ее машине. Он смотрел на Клару, пока она рассказывала о швейной фабрике Уиллера, где работал ее отец, о заводе Мидьюза у железной дороги.
— Это тур по моей подростковой жизни, Патрик. Я покажу тебе, где меня едва не соблазнили.
— Решающие годы.
— Да.
Ему нравился эротизм ее жизни, нравилось знать, где она сидела в классе, ее любимую марку карандашей в девятилетнем возрасте. Его душа наполнялась подробностями. Однажды Клара сказала: «Когда я нахожусь с мужчиной в дружеских отношениях, единственный способ узнать его лучше — это с ним переспать». Секс был естественным продолжением любопытства. В те дни он понял, что его интересует лишь она: ее детство, ее работа на радио, ландшафт, в котором она выросла. Ему уже не нужен был Смолл, нужно было изгнать его из мыслей Клары.
Шел дождь, и они остались сидеть в машине. Клара опустила окно.
— Вот здесь я закапывала свой завтрак.
Вынув из кармана платок, она смочила его угол языком.
— Ты испачкался, — сказала она, вытирая ему лоб.
Все эти жесты отменяли место, страну, все на свете. Он почувствовал, что пора возвращаться к действительности.
— Расскажи мне что-нибудь про Эмброуза.
