– Их двое, – сказала аватара. – Прилетели на зов своего умирающего брата.
– Мать твою! – вскричал испуганный Айзек. – Что нам делать?
– Они не спустятся, – ответил человек без мозга. – Они сильнее и быстрее своего недоразвитого брата, и они не так доверчивы. Меня, в отличие от вас, они не обнаружат по запаху мысли, но все же уловят физические вибрации всех моих тел. И наш численный перевес их отпугнет. Они не сядут.
Айзек, Дерхан и Ягарек немного успокоились. Они переглянулись, посмотрели на тощую как спичка аватару. Рядом в смертной агонии пищал мотылек, на него не обращали внимания.
– Что дальше? – спросила Дерхан.
Через несколько минут наверху исчезли зловещие силуэты, и казалось, над свалкой, этим крошечным, никому не нужным клочком города, окруженным промышленными призраками, приподнялся сотканный из кошмаров покров. На измотанных до крайности Айзека, Дерхан и Ягарека победа Совета конструкций подействовала бодряще. Айзек подошел к умирающему мотыльку, осмотрел его разбитую голову с бесформенными, не объяснимыми никакой логикой чертами. Дерхан хотела сжечь тварь, полностью ее уничтожить, но не позволила аватара. Она решила оставить голову, на досуге ее изучить, покопаться в мозгу мотылька. Тварь с завидным упорством держалась за жизнь, но в два часа ночи все-таки издохла, издав протяжный стон и пустив струйку слюны с резким запахом лимона. Куча мусора чуть колыхнулась – ей передались судороги мотылька. А затем его конечности скрючились в смертной судороге.
И на свалке наступила гробовая тишина.
Но вскоре общительная аватара присела возле двух людей и гаруды, и завязался разговор. Пытались строить планы. Говорил даже Ягарек, тихо, но взволнованно. Он охотник. Он умеет устраивать ловушки.
– Ничего мы не сможем сделать, пока не выясним, где эти сволочи прячутся, – проворчал Айзек. – Или будем на них охотиться, или будем сидеть как приманки, надеясь, что эти ублюдки из миллионов горожан выберут именно нас.
Дерхан и Ягарек кивнули.
– Я знаю, где они, – сказала аватара. Собеседники изумленно воззрились на нее. – Я знаю, где они прячутся. Где их гнездо.
– Где?
Взволнованный Айзек схватил аватару за руку, но опомнился, убрал кисть. Слишком близко он наклонился к лицу зомби и разглядел то, отчего мурашки побежали по спине. Сероватую, с крапинами запекшейся кожи каемку обрезанного черепа чуть выше отслаивающейся кожи. И складки плоти в глубине черепа, в которых утопал конец кабеля.
Кожа у аватары оказалась суха, жестка и холодна, как на бойне у подвешенной на крюк туши. На лице навсегда застыло выражение сосредоточенности, в глазах таилась мука. И эти глаза смотрели на Айзека.
– Я всего себя мобилизовал на поиски агрессоров. Я копил и анализировал любые сведения, обыскивал все места, сравнивал поступающие данные, систематизировал их. Обработал кадры, сделанные камерами, и информацию, снятую с чужих вычислительных машин, – собрал все, что имело отношение к необъяснимым теням в ночном небе. К теням, не имеющим родства с живущими в городе расами... Получилась очень сложная модель. Я отсек все маловероятное, а оставшиеся варианты обработал с помощью математических программ высшего порядка. Пока все переменные неизвестны, абсолютной точности достичь невозможно. Но если исходить из имеющихся данных, то с вероятностью в семьдесят восемь процентов гнездо окажется там, куда я укажу. Мотыльки живут в Речной шкуре, точнее, в Оранжерее, колонии кактусов.
– Проклятье! – буркнул, поразмыслив, Айзек. – Так они животные? Или все-таки соображают? Больше похоже на второе. Лучшего местечка просто не найти.
– Почему? – спросил Ягарек.
Айзек и Дерхан, не ожидавшие от него такого вопроса, переглянулись.
– Потому, Яг, что нью-кробюзонские какты совсем не то что цимекские, – ответил Айзек. – То есть раньше они были одинаковыми, может, дело как раз в этом. В Шанкелле ты с ними наверняка сталкивался, знаешь их повадки. Наша диаспора кактусов – ветвь тех самых пустынных кактов, что продвинулись на север. Насчет других кактусов – горных, степных – я ничего сказать не могу. Но о привычках южан наслышан, только здесь они малость изменились.
Он умолк и, вздохнув, помассировал виски. Здорово устал, и голова до сих пор болит. Надо сосредоточиться, надо думать, отгоняя навязчивые воспоминания о Лин. Айзек проглотил возникший в горле комок.
– В Шанкелле – жесткий патриархат, культ Твердой руки, но здесь такие вещи не могут не выглядеть странно. Потому-то и была построена Оранжерея, во всяком случае таково мое предположение. Кактусы обзавелись в Нью-Кробюзоне кусочком своего любимого Цимека. Добились, чтобы городские законы на колонию не распространялись. Одним только богам известно, как им удалось это обтяпать. По сути, Оранжерея – независимая территория, государство в государстве. Без разрешения никого не впускают, даже милицию. Там действуют законы кактов, у них там вообще все свое. Забавно, правда? На что угодно можно спорить: Оранжерея не стоит выеденного яйца без Нью-Кробюзона. Каждый день оттуда валят толпы кактов, эти мрачные педрилы топают на работу, а потом несут в Речную шкуру добытые шекели. Оранжерея принадлежит Нью-Кробюзону. Уверен на все сто, что милиция могла бы туда попасть в любую минуту. Но парламент и городские власти пошли на сговор с кактами, и теперь мы имеем то, что имеем. Просто так в Оранжерею войти ты, Яг, не сможешь, а если все-таки войдешь... черта с два я возьмусь предсказать, что тебя там ожидает. Слухи разные ходят – понятное дело, кое-кто там побывал. Милиция сверху, с дирижаблей, смотрит, ей через купол все видно. Но большинство из нас, и в том числе я, понятия не имеет о том, что там творится и как туда можно пробраться.
– Как-нибудь да проберемся, – сказала Дерхан. – Может, Пиджин обратно приползет. На запах твоего золотишка. Если вернется, то я голову дам на отсечение: он нас туда проведет. Только не надо меня убеждать, что в Оранжерее нет криминала. – У Дерхан глаза уже горели азартом. – Совет, – повернулась она к обнаженному человеку, – а у тебя в Оранжерее найдется кто-нибудь... из твоих «я»?
Аватара отрицательно покачала головой:
– Народ кактусов почти не пользуется конструкциями. Под куполом меня нет, поэтому я не могу точно
