– ...Невероятно! – кричала она. – Айзек, Айзек, ты меня слышишь? Как себя чувствуешь?
Айзек закрыл глаза, медленно открыл. Постепенно ночной пейзаж разрешился на детали. Он неуклюже, на четвереньках двинулся вперед и понял, что конструкция его больше не держит, что это только навеянная мотыльком сонливость мешает ему встать.
Он поднял взгляд, стер кровь с лица.
Чтобы осмыслить увиденное, понадобилось время. Никто не держал и Ягарека, и Дерхан. Они стояли на краю площадки. Ягарек успел снять капюшон с птичьей головы. Оба застыли в позах беглецов на высоком старте, готовые сорваться с места и понестись в любом направлении. Оба смотрели на середину мусорной арены.
Перед Айзеком находилось несколько больших конструкций, что стояли позади него, когда приземлился мотылек. Сейчас они суетились вокруг огромной раздавленной твари.
Над разровненным для Совета конструкций местом нависала стрела высоченного подъемного крана. Прежде она находилась над рекой, но, пока Айзек был под гипнозом, стрела проплыла над высокой оградой свалки, и ее груз замер как раз над серединой арены.
И вот теперь груз лежал на земле. Совсем недавно это был деревянный ящик, огромный, выше человека. Доски превратились в щепу, содержимое ящика в холмик из чугуна, угля и камня – самого тяжелого мусора, собранного на свалках Грисского меандра.
И этот мусор все еще сыпался между разошедшимися, растрескавшимися досками. Под ним, слабо корчась и жалобно стеная, лежал мотылек. Но он уже превратился в безобидную лепешку. Расколотый экзоскелет, изорванная плоть; крылья изломаны и похоронены под тяжелым мусором.
– Айзек, ты видел? – шепнула Дерхан.
Он отрицательно качнул головой. Прийти в себя от крайнего изумления было нелегко. Айзек медленно поднялся на ноги.
– Что тут произошло? – кое-как выговорил он.
Собственный голос показался неприятно чужим.
– Ты почти минуту пробыл в отключке, – поспешила объяснить Дерхан. – Он тебя захватил. Я кричала, но ты никак не реагировал... А потом... а потом вперед двинулись конструкции. – Она говорила таким тоном, будто не могла поверить в увиденное. – Двинулись на тварь, и она их вроде как почуяла и... и забеспокоилась. Отступила чуть назад, еще шире расправила крылья. Чтобы не только тебя, но и конструкции облучать своими красками, а они все идут и идут.
Дерхан, спотыкаясь, пошла к Айзеку, по ее щеке стекала вязкая кровь – открылась нанесенная Ткачом рана. По широкой дуге Дерхан обогнула полураздавленного мотылька, тот при ее приближении заблеял, тихо, с мольбой, ну в точности ягненок. Она испугалась, но тварь уже не могла причинить вреда. Тварь была побеждена. Ее изуродованные крылья были завалены мусором.
Дерхан обняла Айзека трясущимися руками, оглянулась еще раз боязливо на мотылька, а потом посмотрела Айзеку в глаза:
– Им все нипочем, идут и идут, а мотылек... мотылек пятится и крылья топорщит, не отпускает тебя, но видно, что боится, растерялся. А пока он пятился, двигался кран. Мотылек его не чуял, хоть и земля дрожала. Потом конструкции вдруг замерли, а мотылек ждет... И – бац! – ящик сверху!
Дерхан снова оглянулась на груду неорганического мусора, перемешавшегося с органикой. Мотылек жалобно пищал.
За спиной у Дерхан шагала по арене аватара Совета конструкций. Остановилась в трех футах от мотылька, который выбросил язык и попытался обвить им лодыжку мертвеца. Но он был слишком слаб и медлителен, и аватара даже не пыталась уклониться.
– Мой разум он чувствовать не способен, я для него невидим, – сказал нагой человек. – Он слышит меня, реагирует на приближение физической массы, но психика моя для него недосягаема. И зомбировать меня он не способен. Какие бы формы ни принимали крылья, как бы ни менялись их узоры, – я к этому невосприимчив. Дело в том, что я никогда не сплю. Я – вычислительная машина. Путем расчетов я пришел к открытию процесса мышления, а снов у меня не бывает. И неврозов не бывает, и подсознания нет. Сознание мое – всего лишь без конца улучшающаяся способность вычислять, ничего общего с той странной сущностью, что обитает в вашем разуме. Никаких скрытых пластов, никаких потаенных глубин. Никакой пищи для мотылька. Он прилетел в надежде утолить голод, а я его обманул. – Человек оглянулся на стонущего калеку. – И я его убил.
– Мыслящая машина... – прошептала Айзеку потрясенная Дерхан.
Айзек медленно кивнул.
– Ну а меня-то за что... вот так? – спросил он с дрожью в голосе, видя, как сочащаяся из его носа кровь капает на сухую землю.
– Путем вычислений я пришел к выводу, что это необходимо, – бесхитростно объяснил Совет конструкций. – Подсчитал с большой долей вероятности, что так можно убедить вас в моей полезности и одновременно уничтожить мотылька. Хотя бы наименее опасного из стаи.
Айзек с отвращением покачал головой.
– Все-таки чрезмерное увлечение логикой до добра не доведет, – процедил он.
– Айзек, – перебила возбужденная Дерхан, – они нам пригодятся! Совет и его конструкции можно применить как войска. С их помощью мы разделаемся с мотыльками.
Сзади подошел Ягарек и остановился неподалеку, опустился на корточки. Задумавшийся Айзек оглянулся на него.
– Вот черт... – медленно проговорил он. – Разумы, у которых снов не бывает...
– С остальными будет не так легко справиться. – Аватара смотрела вверх, на своего кукловода – Совет конструкций. Громадные глаза-прожекторы на мгновение зажглись и черкнули по небу мощными лучами света, мазнули по увертливым бесформенным теням.