обиженным, задал он вопрос дочери.
— Папа тоже хочет пойти в музей кукол? — с сомнением осведомилась Присцилла Амалия Бренниган.
— Полагаю, ты брать меня туда не собираешься? — предположил Ной.
— Тебе будет скучно, папа, — предрекла девочка.
— Дженни, я голодный! — торжественно объявил Роуди, появившись в доме в сопровождении дяди Джо.
— В духовке горячая запеканка. Сейчас будем обедать, — ответила Дженнифер, которую сложно было застать врасплох, когда дело касалось сытной еды для детворы. Стряпня была одним из ее многочисленных домашних увлечений.
— Ням-ням, — проворковал Роуди, предвкушая наслаждение.
— Так что по поводу Тимоти? — напомнила Ною Дженнифер.
— Я не возражаю. Однако трудно сказать наперед, как к этому отнесется сам Тимми. Я спрошу его, когда он вернется с занятий.
— Позвонишь мне тогда, Ной, — попросил его дядя Дженнифер.
— Договорились, Джо, — ответил Ной Бренниган, и Джо удалился.
Это был редкий день, когда после сытного обеда уснул не только маленький Роуди, но и считавшая себя весьма взрослой Сцилла. Игры на свежем воздухе утомили обоих.
— Даже если сегодня Тимоти откажется от этой поездки — не страшно. Исцеление требует постепенности, — осторожно заговорила Дженнифер.
— Эта постепенность скоро вымотает меня до основания, — пожаловался Ной Бренниган, что случалось с ним крайне редко.
— Но даже если мальчик согласится, это тоже будет значить не много. Он становится взрослее, учится скрывать свои чувства. Он может казаться уверенней с каждым днем, но что скрывается под этой маской спокойствия, не знает никто, — рассудила Дженнифер.
— Особенно, если под этой маской скрывается обвинение, — проговорил Ной.
— Что ты имеешь в виду? — искренне удивилась женщина.
— У меня есть подозрение, что Тимоти втайне винит меня в исчезновении своей матери либо в нежелании найти ее. Это иногда проскальзывает в его словах, — объяснил свое предположение Ной.
— Либо ты винишь себя и это заставляет тебя иначе истолковывать поступки ребенка, — высказала свою версию Дженнифер. — Я сомневаюсь, что восьмилетний мальчик может видеть в поведении любимого человека, каким, безусловно, являешься для него ты, злой умысел. Это было бы слишком смелым предположением.
— В таком случае я не понимаю, что происходит.
— Вот это самая верная мысль, Ной. Ты перестал понимать окружающий тебя мир в тот момент, когда исчезла Белинда. Твоя душа и твой разум требуют ясности, которую не может дать реальность. Все эти вопросы без ответов могут свести с ума любого, если человек сам это допустит. Но, осознавая безнадежность своих поисков, необходимо сосредоточиться на самом главном, на несомненном. Я так думаю, — осторожно произнесла женщина.
— И что же это, по-твоему? — скептически усмехнулся Ной.
— Как — что? — удивилась Дженнифер. — То, ради чего ты оставил успешный бизнес в Сиднее, переехал в нашу глушь, то, чем занято все твое существо с утра до вечера, и даже ночью.
— Дети?
— Вот ты сам и ответил на все свои вопросы, Ной, — торжественно подытожила Дженнифер Марч и отправилась к себе.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В те минуты, когда Дженнифер Марч казалось, что она совсем одна, что в ее доме вновь царит отчаяние, когда до утра с его шумным детским весельем оставались долгие часы ночных кошмаров, перемежающиеся с бессонницей, Ной мог наблюдать за ней, ничем не выдавая себя. Так он делал, когда только переехал в этот дом, не зная ничего о свой соседке, кроме ее имени. Так же он поступал и теперь, когда она стала почти родной и необходимой для Сциллы и Роуди.
Он видел, как плавно она переходит из одной освещенной комнаты в другую. Прозрачные занавески ложились на нее вуалью целомудрия. Он мог долго любоваться наклоном ее головы, когда она склонялась над своим рукоделием или листала страницы любимой книги, как прилежно и неторопливо она моет посуду или выносит корзину с выстиранным бельем на задний дворик, а затем легким взмахом рук аккуратно развешивает его по веревкам, сокрытым пышными кронами садовых деревьев. Это действовало на Ноя умиротворяющее.
Незаметно для себя Ной не только полюбил наблюдать за Дженнифер, ему стало это просто необходимо в тот короткий промежуток времени, который он отводил для отдыха, когда укладывал своих детей спать.
Он не считал себя скверным подглядывающим типом, жадным до чужих тайн, поскольку все, что делала Дженнифер в ее уединении, было непорочно.
Но были и моменты неловкости, когда Ною казалось, что он покушается на сокровенность ее чувств. Тогда Ной отводил глаза. Это случалось несколько раз, когда он становился невольным свидетелем того, как Дженнифер укладывала спать его младшего сына.
Вот это действительно становилось таинством. Она относила малыша в комнату, нежно прижимая к груди, заботливо поддерживая головку ладонью. Она клала его в кроватку, устраивала на подушке, укрывала одеяльцем и легонько проводила ладонью по взъерошенной голове, затем ненадолго задерживала на Роуди свой взгляд, убеждаясь, что сон его крепок, и уходила.
И это ошеломляло Ноя. В таких случаях он очень боялся выдать свое присутствие. Ему казалось, что он проник на запретную территорию, хотя и дом и ребенок были его…
Они несколько раз ужинали вместе, пока он работал на ее веранде, сидели за одним столом и мирно беседовали — даже ревнивец Тимоти не мог ни к чему придраться. Дженнифер все дни проводила с его младшими детьми и уже многое знала о его безуспешных поисках Белинды. Ною же было неведомо о Дженнифер ничего, кроме самого очевидного. Ее внутренняя жизнь оставалась надежно скрыта ото всех.
Ной практически ничего не знал о недавнем прошлом Дженни, в том числе о причинах ее развода с приснопамятным Марком, а спрашивать об этом у горожан Ной считал непозволительным. Да и какие у него были основания для интереса. Ведь они друг другу не более чем добрые соседи.
Время от времени его удивляли некоторые ее реплики, которые ему часто приходилось слышать от своей матери.
— Тебе пора постричься, Ной. Ты выглядишь уже достаточно косматым, — сказала Дженнифер.
Ной Бренниган обернулся, вздрогнув. Ему показалось это слуховой галлюцинацией. Но нет. Слова исходили от Дженнифер Марч, а не от его дорогой мамочки.
— Какая разница, Дженни. Я живу за городом, работаю в собственном кабинете, имею дело только с самыми близкими людьми, — упрямо произнес Ной. — А потом, мне некогда ехать в город и высиживать очередь в парикмахерской, чтобы ломать язык, объясняя, как я предпочитаю быть подстриженным.
— Есть опасность, что однажды утром ты увидишь в зеркале снежного человека, собираясь побриться.
— Хорошо. Быть может, на следующей неделе, — поспешил отговориться Ной.
— Нет необходимости ехать в парикмахерскую. Садись, я тебя подстригу… Да не бойся ты, уши останутся целы. После окончания школы я целый год работала парикмахером перед тем, как поступить в колледж, — объявила Дженнифер.
— Хочешь сказать, что я могу доверить тебе свой неподражаемый образ? — с напускной строгостью
